– О, да!

– Так вот, мой драгоценный гьялпо, римляне бежали, воспользовавшись пожаром.

– К-как бежали? Может…э-э… а не могли ли они и сами сгореть?

– Подвалы не сгорели, мой драгоценный гьялпо. Их камера пуста, а решетка выломана. Исчезла и Малая Колесница императора… Так вот, если вы по-прежнему верны Сыну Неба…

– Да я… – задохнулся Ород. – Приказывайте! Все исполню!

– Император дарует вам титул наня, [737] мой драгоценный гьялпо, и отдает в подчинение тех воинов, которых вы видели у входа. Если же вы догоните римлян и уничтожите их, всех до единого, вас возведут еще выше…

Ород растянулся на полу, и воскликнул:

– Исполню все в точности! Десять тысяч лет жизни Священному императору Ань-ди!

Ли Жунь торжественно надел Косому на палец символ власти наня – яшмовое кольцо.

– Ступайте, мой драгоценный нань, и поскорее возвращайтесь, вас ждут великие дела.

Полусотня ханьцев и «головорезики» в общем строю – итого под началом Орода оказалось три ляна по ханьскому счету, семьдесят пять бойцов. Оба командира были в звании ци-ду-вэев [738] и заглядывали Косому в рот, а уж Каджула с Тиридатом, самые авторитетные среди разбойничков, прямо раздувались от гордости. Дворцовая жизнь лишила их всяких сомнений насчет Орода, когда же их предводителя, коему они поверили в пустыне, возвели в нани, они и сами будто очистились от грязи, поднявшись на целую ступень.

Пожалуй, никто из «головорезиков» не стремился очутиться вне закона, просто так уж жизнь сложилась. Неурожайный год. Влезли в долги. Сборщики налогов обобрали до нитки. И что делать? Дохнуть с голоду? Или брать в руки тесак и выходить на дорогу отбирать у богатеньких то, чего лишили тебя? Были и такие, что помирали, позволяя детям своим пухнуть с голоду, а вот некоторые из тех, что подались в разбойнички, выжили. Кто-то, награбив вдосталь, возвращался в деревню, а самые закоренелые пошли до конца. Чем их могло одарить будущее? Публичной казнью? Или мучительной смертью от ран? А вот им повезло, они выбрали Орода. Сначала косоглазый сам назвал себя гьялпо, а нынче, вон, волею императора произведен в нани! И они за ним, прицепом, выбрались на светлый путь…

Ород сразу взялся за дело – разослал гонцов ко всем воротам Лояна и узнал, что Малая Повозка покинула город через южный выход.

Теперь оставалось скакать по следам императорской колесницы и выспрашивать у местных жителей, в какую сторону та путь держит.

За Чунтином, на перекрестке, пахари, что брели со стороны Чанъаня, хором рассказали, что видели Малую Повозку, следующую на запад. Тупые земледелы, они бы и так все выложили, что знали, однако новоиспеченному наню было просто приятно раскручивать шелковый свиток с грозным указом императора – «всячески содействовать подателю сего, не перечить, но исполнять приказы с тщанием». Ханьцам стоило увидеть документ с печатью Сына Неба, как они сразу хлопались на колени и были готовы на все. И в этот момент всеобщей угодливости Ород будто вырастал, прибавлял себе значимости, попадая в незримую тень императора.

Косой горячил коня, одолевая милю за милей. Его маленькое, но грозное воинство поспешало за ним.

«Скоро все закончится, – убеждал себя Ород, – тяжелый поезд не мог уйти далеко, и с дороги ему не свернуть…» Догоним, перебьем всех подряд и вернемся с победой. И закатим пир! Ах, какая жизнь начнется…

– Вижу! – заорал вдруг Каджула, вытягивая руку с плетью. – Повозку вижу! Вона, впереди!

И впрямь, перепахав колесами и копытами желтый песок дороги, далеко впереди двигалась Малая Повозка. Дорога делала поворот, и поезд изгибался, вторя пути.

– Окружить и остановить! – отдал Ород приказ.

Два ляна бросились галопом, обходя Малую Повозку с флангов, «головорезики» прибавили коням прыти, не сходя с тракта.

Сопровождающие колесницу воины, среди которых были и копейщики, и меченосцы, сначала попытались оказать сопротивление нападающим, но волшебная сила свитка с императорской грамотой принудила убрать оружие и склонить головы.

– Стрелки! – крикнул Ород. – Приготовиться! Каджула, отворяй дверцы!

Лучники с суровыми лицами натянули луки, выцеливая врагов императора. Каджула спешился, опасливо подобрался к последней карете, и резко распахнул дверцу.

– Никого!

Разбойник кинулся к следующей платформе, отворяя дверцу с разгону.

– И тут пусто!

Потрясенные и перепуганные возницы загомонили разом.

– Ти-хо! Каджула, глянь в первой повозке!

Разбойничек бегом побежал в голову поезда, отворяя по пути дверцы. Малая Колесница была пуста. Ород, разочарованный и разгневанный, не знал поначалу, что предпринять. Мелькнула даже мысль вернуться и соврать императору – беглецы, дескать, настигнуты, все понесли заслуженную кару…

Один из ци-ду-вэев подбежал и низко поклонился:

– Достопочтенный нань, возницы утверждают, что у Чантина две крайние повозки были отцеплены и проследовали на юг.

Ород сразу успокоился. Досадно, конечно, что погоня затянется до самого вечера, но что делать… Потерпим, дольше терпели. Он ведет за собой три ляна воинов, а фроменов сколько? Десяток? И что значат силенки десятка против его силищи? Семеро на одного!

– По коням! – скомандовал Косой. – За мной!

Все три ляна быстро разобрались, и повернули обратно. Вскоре пыль осела, топот копыт стал почти неразличим. Бледные возницы переговорили между собой и направили Малую Повозку в ту же сторону, причитая и воздыхая. Накажут ли их за невольное прегрешение или простят великодушно? Погонят из дворца или они отделаются плетьми? На всё воля Сына Неба…

Глава 13,

в которой преторианцы примеряют новые одежды

Две кареты, запряженные шестерками, бодро катились на юг. Лошади из императорских конюшен были хороши, сами экипажи прочны и легки, поэтому Сергий бросил переживать – скорость передвижения выдерживалась, за два дня отряд отмахал полтыщи ли. А парфянских коней больше не запрягали – животины ходили под седлом. Преторианцы и ликторы, скачущие верхом, изображали почетный эскорт.

Впрочем, Гефестай не удалялся, в основном, держался поблизости от предмета обожания, гарцуя в горделивых позах. Давашфари, очень оживленная, не опускала занавесочек на окнах кареты – все выглядывала, любовалась видами, а на первом плане прямил спину, каменел лицом сын Ярная.

Справа потянулись горы Шижэньшань. Дорога пролегала через довольно зажиточные деревни. Селения тянулись чередой, иногда соседствуя без видимой границы – околица одной деревни смыкалась с околицей следующей.

От дороги к горам уходили лоскутья полей, там копошились сотни земледельцев – мотыжили, тяпали, копали, не разгибая спин. Чтобы хоть как-то облегчить труд, землепашцы обрабатывали каждое поле силами восьми семей.

– Клянусь Юпитером, – проворчал консул, проезжая рядом с Сергием, – лучше родиться римским рабом, чем ханьским землепашцем. Выходят в поле, когда звезды еще не погасли, и уходят, когда борозды уже не увидишь. Работают как проклятые, но мало что видят у себя на столе – поборы тут страшные. А эти, видать, прибились к богатею, вроде нашего латифундиста. Таких тут называют «сильный дом». Они так богаты, что могут, закрыв ворота, открывать собственные рынки! И «сильный дом» защищает своих от неподъемных налогов, становясь еще сильнее. В Лояне с ними не связываются…

– Восток – дело тонкое, – глубокомысленно сказал Лобанов.

– Это точно…

– Как себя чувствуешь, сиятельный? Бледный ты какой-то.

– Побледнеешь тут… Ничего, это слабость. Раньше мне только и оставалось сил, что выстоять во дворе и вернуться, а теперь… Я уже второй день в пути! Устал, конечно, но это пустяки – незарешеченное солнце, чистая вода и свежий ветер вернут былое здоровье.

– Тебе бы, сиятельный, – вставил слово Искандер, – подлечиться да подкрепиться…