– Куда, куда стремитесь вы, безумцы? – пробормотал Сергий строчку из Горация. А где Тзана?

Тревожная мысль совпала с осторожным стуком в дверь. Лобанов мягко вскочил, накидывая халат, и впустил незваного гостя – тщедушного старичка с умильной улыбочкой.

– Чего надо? – поинтересовался Сергий.

Старикан поклонился и протянул ему пояс от халатика Тзаны.

– Где она, сморчок поганый? – медленно проговорил Лобанов.

Старпёр улыбнулся с хитростью и сказал:

– Я покажу путь!

Сергий мигом натянул штаны, обулся и бросил:

– Веди!

Старикан канул в ночь, выходя на дорожку, выложенную кирпичом. Лобанов зашагал следом. В душе у него копился холод и разверзалась пустота. Не дай бог…

В полутьме, осиянный фонариками, Сергию открылся Зал Почитания добродетелей, резиденция вдовствующей императрицы, вздорной старушенции с повадками Салтычихи.

– Сюда, пожалуйста! – пропел провожатый, обходя дворец кругом и выбираясь к черному ходу. Отворив маленькую дверь, он угодливо склонился: – Заходите, вас ждут!

С полным ощущением того, что он лезет в мышеловку, Лобанов вошел, попадая в личные покои вдовы. Здесь не спали – ярко горели светильни, источая благовония. Легкий сквознячок колыхал пламя, отсветы гуляли и, казалось, пурпурные крылья огромного феникса вздрагивали, готовясь сделать взмах.

В спину пахнуло ветром от захлопнувшейся двери. Сергий резко обернулся. Дверь закрывалась лишь изнутри, на крепкий засов, но кто-то очень спешил снаружи, подбивая клинья. «Попался?..»

Лобанов шагнул, оглядываясь, тихо позвал:

– Тзана!

Тишина в ответ. Сергий прошел в центр зала, обходя трон, и увидел, что сиденье занято – безвольно свесившись набок, в нем сидела Высочайшая. Сидела неподвижно – в ее сердце по рукоятку всадили нож. Кинжал-пугио!

Тоска, отчаяние, злость – все разом разошлось у Сергия по душе. И ему ни секунды не было оставлено на обдумывание и противодействие – за тонкими стенами разнесся истошный крик, повторяющий одно и то же слово. Вероятно, его значение было – «Убили!» [734]

Лобанов развернулся, думая взять короткий разбег и выпрыгнуть в окно, вышибая хлипкую раму, но тут двери с треском распахнулись, и в зал хлынули стражники с алебардами наперевес. Они мигом окружили принципа, а следом ворвался Чжан Дэн. Бросившись к сестре, он взвыл и закричал что-то, не понятое Сергием, злое и ненавидящее.

– Да не виноват я! – заорал принцип, ясно понимая, что никто его не поймет, а если и уразумеет, то не поверит.

Разъяренный Чжан Дэн отдал приказ, и стража вывела Лобанова на улицу, пресекая любое неосторожное движение – острия мечей мигом изорвали его халат.

Под усиленным конвоем Сергия доставили к его же временному обиталищу. Стражи в черном вломились в павильон, откуда понеслись крики возмущенных философов. Грохот разлетавшейся мебели и рев не на шутку разозленного Гефестая дал понять, что преторианцы не обрадовались ночным гостям. Но сила солому ломит, и вскоре троица соединилась с командиром.

– Они что, взбесились? – воскликнул Эдик.

– Только не говори, – взмолился Гефестай, – что Давашфари…

Сергий мотнул головой.

– Нас подставили, – устало объяснил он. – Кто-то зарезал императрицу-вдову, зарезал твоим ножом, Эдик…

– Вот и славно, – залучился сын Ярная, не шибко понимая, что говорит.

– …А меня привели на место преступления, поманив поясом Тзаны… Она не появлялась?

– Нет, – вздохнул Искандер.

Дольше им говорить не дали – тычками алебард стражники погнали четверку по аллее.

Тут на помощь выскочили три философа. Вся триада вопила, осыпая стражу проклятиями. Го Шу что-то страстно доказывал Чжан Дэну, хватая того за рукава, доказать не смог и неумело ударил по лицу. Чжан от неожиданности упал, а Лю Ху, вдохновившись героическим примером, бросился к нему, размахивая цин-люем. Стража скрутила ученых шутя, и погнала уже не четырех, а семерых преступников.

Го Шу бежал рядом с Сергием и криком кричал, доведенный до белого каления:

– Да что же это такое?! Мы верой и правдой… Мы через все напасти, исполнили долг сполна, и что в награду?! Нас осмеяли, нас опозорили, унизили и оскорбили, лишили всего, добытого нашим умом и усердием! Но нет, им мало этой несправедливости, они устраивают другую, еще более чудовищную! Платят за ваше искусство чернейшей неблагодарностью! Да я никогда не поверю, что Сергий или Эдик способны убить пожилую женщину, пусть даже такую подлую, как госпожа Дэн!

Стражник так пихнул даоса, что тот едва не упал и смолк, яростно щеря мелкие зубы. «Допекли философов…» – подумал Лобанов.

Все время, пока их гнали в ночь, он лихорадочно соображал, что делать. Освободиться и убежать – это у них получилось бы, но как бросить ученых? Да и что толку в бегстве, если римляне так и останутся гнить в этом проклятом городе – проклятой столице проклятой страны!

Их гнали бегом и пригнали к воротам тюрьмы. Скрипучие створки раскрылись, грубые руки, наловчившиеся вязать и этапировать, повлекли новых узников в подвал.

По сводчатому коридору Сергий добрался до последней камеры, воняющей мочой и прелью. Тюремщики заставили его встать на четвереньки и протиснуться через маленькую дверцу в бамбуковой решетке. Чьи-то руки подхватили его с другой стороны и помогли подняться. В трепещущем свете факелов Лобанов разглядел консула.

– Сальвэ, – выдохнул он.

– С новосельем! – поздравил его Публий Дасумий Рустик, не растерявший юмора.

Встреча прервалась злобным рычанием Гефестая, с трудом переползшего из коридора в темницу через узкий лаз – тюремщики вгоняли его вовнутрь пинками. Искандер, Эдик, Го Шу, И Ван, Лю Ху… Все здесь.

Тюремщики захлопнули дверцу и ушли, оставив гореть чадящий факел, воткнутый в держак на стене.

– Что будет? – прошептал И Ван. – О, Амитофу…

– Убили Высочайшую Госпожу, – уныло ответил Лю Ху. – Император возрадуется, избавившись от необходимости делить власть, и будет доволен, что не надо искать виновников – мы уже тут. Завтра нас предадут изощренным пыткам – станут лить на спину и грудь кипящее масло вместе с расплавленным свинцом, так, что плоть станет отваливаться по кусочку… Станут поджаривать в медном котле… А потом казнят – разрубят пополам на площади, и будет нам долгожданное избавление…

– Перебьются, – оборвал его Лобанов.

Выпрямившись, он обернулся к консулу, и представился, выбросив руку в салюте:

– Принцип-кентурион претории Сергий Корнелий Роксолан! У меня приказ императора – освободить тебя и твоих товарищей из плена. Собирайся, сиятельный, пора домой!

Часть вторая

«Путь Зеленого дракона [735] »

Глава 12,

в которой Эдик устраивает салют

– Так вот какова истинная цель! – вскричал Го Шу. – О том, что под масками бродячих фокусников прячутся воины, я догадывался давно, но не знал, что за вашими действиями скрываются такой долг и такая честь!

– Вот истинно благородные мужи! – проскрипел Лю Ху.

– О да! – поддакнул И Ван.

– Как вас нахваливают, принцип, – ухмыльнулся консул.

– Не слушайте их, сиятельный, – улыбнулся в ответ Сергий, – мы всего лишь выполняли задание. Кстати, будет нелишним перезнакомиться…

После того, как все сокамерники были представлены друг другу, Лю Ху осторожно заметил:

– А не кажется ли вам, драгоценный Сергий, что ваш призыв уходить домой несколько… э-э… несвоевременен? Позвольте вам заметить – мы в тюрьме!

– Да неужто? – усмехнулся Лобанов. – И что это меняет?

Он едва сдерживался, чтобы не нагрубить – тревога за Тзану была так велика, что почти материализовалась, сочась по жилам ледяным конденсатом непокоя.

– У нас был план, – солидно сказал Эдик, – прорваться сюда, в тюрьму, освободить консула с ликторами и сматываться. И я пока не вижу причин менять его!