– Хватит об этом! – резко сказал Абакумов. – Суду будет достаточно тех доказательств, которые мы приведем. А мы, кстати, не собираемся ограничиваться только теми свидетелями, которые говорят по-русски. На процессе выступят агенты «Интеллидженс сервис», они подтвердят ваши связи с англичанами!

– Это низость, Виктор Семенович, – спокойно проговорил генерал-лейтенант, – и явное свидетельство вашего непрофессионализма. Разочаровали вы меня.

Начальник СМЕРШа фыркнул, достал пистолет и положил его на край стола, словно провоцируя Судоплатова. В дальней части кабинета, выйдя из-за колонн, замаячил бледный малый. Наверное, тот самый Степан.

– Ларин! «Наган» есть?

– Имеется.

– Готовься.

Абакумов встал из-за стола и сделал несколько шагов, приближаясь к Павлу. Эйтингон заметил, как генерал-лейтенант медленно подтягивает правую ногу, готовясь прыгнуть. Пора!

– Пошли! – скомандовал Наум и резко толкнул дверь.

Первым порог перешагнул Ларин, стреляя от бедра из «нагана» с глушителем. Пок! – и пуля вошла Степану под лопатку.

У того хватило сил развернуться, вытягивая руку с оружием, но выстрела так и не последовало – верный телохран Абакумова умер.

Сам Виктор Семенович сделал движение к столу, чтобы схватить револьвер, но дуло «нагана», направленное на него Лариным, убедило главного смершевца не дергаться.

Эйтингон шагнул вслед за Иваном, подмигнул Судоплатову, натягивая на руку тонкую лайковую перчатку, и прибрал «наган» со стола.

– Вы что себе позволяете, товарищ полковник? – хрипло выговорил Абакумов. – Я сделаю все, чтобы вы кровью харкали на допросах, как гражданин Эйтингон!

Не обращая на него внимания, Наум распорядился:

– Федя, Женя – уводите Павла Анатольевича. Трупы собрать в «ЗИС», вывезти за город. Машину в кювет, и поджечь. Ларин, ты тоже иди. Мне нужно поговорить с гражданином Абакумовым.

Все вышли, а Эйтингон, пошарив под столом, нащупал тревожную кнопку и оборвал провод.

– Присаживайтесь, – велел Наум.

Начальник СМЕРШа опасливо приблизился к столу и медленно опустился в кресло.

– Руки на стол. Вот так, хороший мальчик. Я тут подслушал ваши откровения и понял, что вы заигрались. Павел – истинно советский человек, не чета вам. Да, у него есть тайна, которая мне известна, а вот вы даже на миллиметр не приблизились к разгадке. Намекну: Павлу известно о том, какие пакости вы совершите в будущем.

Абакумов вдруг резко побледнел. Дошло ли до него, или Виктор Семенович просто переволновался, а только для Наума все это уже не играло никакой роли. Он говорил не для того, чтобы поиздеваться над жертвой. Просто надо было чем-то заполнить паузу, выиграть минуты, нужные товарищам для благополучного ухода.

Но вот «ЗИС-101» отъехал от подъезда, высветив фарами запертые ворота, и могутный Приходько скрестил руки: заканчивай!

Одним быстрым движением Эйтингон приставил дуло табельного «нагана» к голове Абакумова и нажал на спуск.

Голова дернулась и бессильно повисла. Наум аккуратно вложил револьвер в руку начальника главка и смерил глазами линию огня. Да, похоже на то, что Абакумов сперва пристрелил Степана, а после покончил с собой.

Убийство, конечно, не идеальное, но на то, чтобы лучше замести следы, не оставалось времени.

В последний раз оглядев кабинет, обойдя его весь, Эйтингон вышел в коридор и быстро добрался до лестницы.

Внизу было тихо и пусто.

Осмотрев двор, Наум выбрался на улицу и пошагал к переулку, где ему мигнула фарами «эмка». За рулем сидел Трошкин и весело скалился, а на заднем сиденье развалился Судоплатов.

Эйтингон устроился рядом и выдохнул:

– Трогай!

Лишь теперь рука Павла нашла его руку и крепко ее сжала.

– Спасибо!

– Не за что!

– Мы своих не бросаем! – отозвался Трошкин, стараясь не гнать.

– Ах, ты! – скривился Наум. – Я ж обещал позвонить Эмме, что все в порядке!

– Ничего, – утешил его Судоплатов, – скажешь ей это лично.

Из воспоминаний П. А. Судоплатова:

«Послевоенный период деятельности Сталина заложил основу усложнения механизма руководства экономикой и социально-политической сферой. Создавались целые направления, новые отрасли народного хозяйства. Обострение борьбы между приближенными Сталина вылилось в новые репрессии и разгром некоторых «антипартийных группировок» (например, «Ленинградское дело»). В результате против самого министра Абакумова фабрикуется дело о заговоре МГБ против руководства страны. Итак, спецслужбы снова оказались под огнем различных фракций в Политбюро и Секретариате ЦК партии.

«Дело Абакумова» и привязанный к нему «сионистский заговор в МГБ», фоном для которого стала антисемитская кампания, – апофеоз политических разборок накануне смерти Сталина. Весной 1953 года Берия, на три месяца поставленный у руля Лубянки во главе расширенного МВД, искусственно выделил «дело врачей» из дела МГБ. Ведь врачи были подшиты к заговору лишь как инструмент, с помощью которого Абакумов якобы готовил захват власти.

Все, что могло как-то обелить Виктора Абакумова, не устраивало ни Берию, ни Хрущева, ни других, кто разбирался с этим делом, – вплоть до комиссии со Старой площади, возглавляемой М. С. Соломенцевым, а на излете перестройки – А. Н. Яковлевым. Только совсем недавно стало документально известно о существовавшей с 30-х годов в недрах Политбюро комиссии по судебным вопросам. Репрессивные мероприятия, проводимые спецслужбами, а также нацеленные против самих органов госбезопасности и их номинальных руководителей, направлялись не узкой группой кураторов секретных служб, а всем Политбюро. Но последнее слово всегда принадлежало Хозяину – Сталину, Хрущеву, Брежневу, Горбачеву…»

Глава 24

Москва, Кремль

…С июля по октябрь шла битва за Днепр.

Освобождение Донбасса вернуло советской промышленности уголь и заводы, что стало существенным подспорьем.

46-я и 8-я гвардейская армии РККА, при поддержке 17-й воздушной армии и Авиации дальнего действия, освободили Днепропетровск и форсировали Днепр, заняв два плацдарма на правом берегу.

Немецкие войска напрягали все силы для удержания Кривого Рога, но наступление Красной Армии, казалось, шло неумолимо – обе армии, 46-я и 8-я гвардейская, прорвали оборону противника и стремительными ударами атаковали криворожскую и никопольскую группировки врага. Но гитлеровцы все еще были сильны – перебросив на опасный участок три танковых дивизии, одну моторизованную и одну пехотную, они сильными контрударами сковали наступавшие войска.

После продолжительных боев 3-я гвардейская, 6-я и 12-я армии РККА прорвали внешний и промежуточные рубежи обороны запорожского плацдарма, где Клейст и фон Манштейн собрали 1-ю танковую армию. Будто в зеркальном отражении, ей противостояла 1-я танковая армия РККА.

Генерал Малиновский, вопреки канонам воинского искусства, решил штурмовать Запорожье ночью и ровно в 22.00 повел войска в бой. Немцы были ошеломлены, попытались переправить свои части на правый берег Днепра, однако к двум часам ночи советские танки ворвались на южную окраину города. К исходу следующего дня Запорожье было освобождено.

В конце сентября войска Воронежского фронта (генерал армии Ватутин) в составе 38-й, 13-й, 40-й, 27-й и 60-й армий, поддержанные 3-й и 5-й танковыми армиями, а также 2-й воздушной армией, захватили плацдармы на правом берегу Днепра, севернее и южнее Киева. К исходу первого дня боев Красная Армия уже входила в киевский пригород Пуща-Водица. С утра 1 октября противник начал отход из города по шоссе на Васильков.

В первой половине ноября войска вышли на линию Чернобыль – Житомир – Фастов, глубоко вклинившись в оборону противника на стыке групп армий «Центр» и «Юг».

В это самое время бойцы Брянского, Западного и Калининского фронтов также перешли в наступление, не давая немцам перебрасывать свои войска на Днепр.