— По нашим данным уже девяносто.

— Тем более! Мы поможем дедушке, дедушка потом поможет нам.

— Если вернётся.

— Да почему бы ему не вернуться? Или вы намекаете на шабаш, устроенный зятем нашего главного социал-демократа?

— Вообще-то он говорил, что из соображений безопасности может уехать в Швейцарию или Израиль.

— Это если мы не примем меры для обеспечения спокойной работы. Но мы же их примем, не правда ли?

— Так уже.

— Вот и славно. Осталось только дождаться возвращения, и… Впрочем, авансом привезите всё это барахло ему в Любимовку и сгрузите возле дома. Ну и взвод спецназа для охраны.

— А если не вернётся?

— Чтобы прапорщик, пусть даже бывший, не вернулся к огромной куче ценного имущества? Вы сами-то в это верите?

— Действительно, как же я забыл про звание.

Глава 3

Самарину пришлось вернуться в Любимовку лишь чуть-чуть не доехав до Москвы, благо запас бензина в прицепленных к снегоходу санях позволял сделать несколько рейсов туда и обратно. Возвращался не из-за ерунды вроде оставленного включенным утюга, а по самой уважительной причине — от района современных Мытищ до Кремля стала устойчивой радиосвязь, и Полина Дмитриевна сообщила о накрывших Смоленск жутких морозах, из-за чего защитники начали простужаться вплоть до воспаления лёгких. Требовался запас лекарств, так как имеющихся в наличии попросту могло не хватить. Да, не подумали заранее… Да, ошиблись в прогнозах маленькой победоносной войны… Что уж теперь?

Зато появилась возможность обкатать в боях войска нового строя, вооружённые пушками и огнестрельным оружием хоть и местного производства, но на порядок или два превосходящим существующие сейчас образцы. Единственный недостаток — его слишком мало, да и самих войск кот наплакал. Бывшие княжьи и боярские дружинники крайне неохотно встают в пеший строй, предпочитая лихую конную сшибку и дальнейшее сабельное месилово-рубилово. Объясняют тем, что в старину огненного боя не было, и если возвращаться к жизни по старине… Ретрограды херовы! Самарин вообще подозревал, что седоусые и бородатые вояки боятся не справиться с новинками и опозориться перед лицом молодёжи.

Вот молодёжь с удовольствием шла в пехотные полки, надеясь выслужить чин в постоянно растущем войске. А чин, это и почёт, и уважение, и оклад денежного содержания при полном казённом снабжении всем необходимым. Вот сверх необходимого, там да, там закупай сам. Только зачем, если в нынешние времена собольей шубой никого не удивить, а звезды или хотя бы нашивки на плече сияют куда как ярче любых самоцветов.

Так что идёт молодёжь в армию, идёт. Тем более жизнь «по старине» открывает головокружительные перспективы любому, независимо от происхождения, национальности и вероисповедания. Вот и потянулись на государеву службу те же мордовцы, черемисы и вотяки с вогулами из-под руки императора Касима с его молчаливого одобрения, да и сами татары с согласия своего повелителя охотно меняли подданство при условии, что после службы осядут на землю.

Как однажды сказала Полина Дмитриевна на одном из Советов:

— Нам неважно какое происхождение имеет русский человек, нам важен сам человек!

Золотые слова, достойные того, чтобы написать их красивым почерком на деревянных табличках и приколотить ржавыми гвоздями к башке самых непонятливых и недовольных переменами. Нет нынче на Руси разделения на народы, есть только разделение на своих и чужих, и граница проходит точно по прицельной мушке пехотной пищали Шакловитого. Те, что со стороны приклада, те свои. Ну а те, что в прицеле…

С этими мыслями Самарин и вернулся в Любимовку, где его встретил встревоженный Филин:

— Вовремя ты, княже.

— Что-то случилось?

— Ещё не знаю, но за воротами в Беловодье давеча что-то рычало, вроде как дизеля камазовские, и кто-то матерно перекликался. Потом стихло, но всё равно что-то мне тревожно.

— За воротами? — удивился Андрей Михайлович. — Филин, чёрт старый, ты видишь ворота?

— Не такой уж я и старый, — староста сделал вид, будто обиделся. — И я их не вижу, но зато слышу что там творится. Плохо слышу, но ежели громко орут, то некоторые слова разобрать могу.

— И давно?

— Да три дня уже, как слышать начал.

— Я про дизеля спрашиваю.

— Вчера к вечеру всё стихло. А что там может быть, княже?

— Сейчас и узнаем, — Самарин с плеча автомат, с которым не расставался во время поездок, оставшись в одном бронежилете, надетом поверх армейской телогрейки. — Ты со мной?

— И не только я, — Филин громко свистнул, и из заснеженных кустов у невидимых ворот начали вылезать наряженные в белые маскировочные халаты деревенские ополченцы с охотничьими двустволками. А чем ещё вооружать, если нарезного оружия на всех на хватает? — Все пойдём, княже. Как ты нас учил, так и пойдём.

Самарин хмыкнул — принцип входить в любые помещения сразу после гранаты его не устраивал. Пусть гранаты монастырского производства слабенькие, но есть вариант, что разнесут любимый дом со всем прилегающим участком к чертям собачьим, и не дай бог повредят портал, непонятно как работающий, и явно не одобряющий столь грубое обращение. Ну да, возможно это сооружение и способно пережить взрыв тактического ядерного боеприпаса, только проверять эту гипотезу не хочется.

И потом, что может грозить Андрею Михайловичу в двадцать первом веке кроме штрафов за превышение скорости? Теоретически, конечно, многое может грозить, а вот на практике, это вряд ли. Слишком большое количество облечённого властью народа заинтересовано в спокойной жизни знаменитого народного целителя, и в недавние гарантии от МВД очень хочется верить. Глупо, конечно, верить… но хочется.

— Вдвоём пойдём, — решил Самарин. И ты оружие на виду не держи.

— Я и не держу, — кивнул Филин, прикрывая полушубком две кобуры на поясе. Длинные охотничьи ружья он почему-то не любил, остановив выбор на пистолетах ТТ. — Не дурак, понимаю, что [998] .

— Образованный, мать… Ладно, открываю ворота.

Затейливая подпись украсила ещё одну накладную, но над следующей Самарин попридержал ручку, и вопросительно посмотрел на пухлого типа бухгалтерской наружности, прибывшего прицепом к грузу и спецназу:

— Какие нахрен сто двадцать семь винтовок Бердана номер два драгунские? Ты это серьёзно?

Гражданский тип тоже заглянул в накладную и пожал плечами:

— А что по остаточной стоимости же. По цене металла, можно сказать. Даже патроны есть! По полторы тысячи на каждый ствол.

— Этим патронам двести лет! — возмутился Андрей Михайлович. — Ими только по лягушкам в Клязьме из рогатки стрелять, да и то одни промахи пойдут.

— Не двести, а поменьше, — толстячок ткнул пальцем в накладную. — Тут только за гильзы посчитано.

— Засунь эту экономию себе в задницу!

— Андрей Михайлович, всё предусмотрено, и в этих вот ящиках…

— Помолчи, отмахнулся Самарин. — Чапай думать будет.

Хотя что тут думать, тут нужно хватать и не пущать! Пожелавшие остаться неизвестными благодетели (неизвестные, ага…) организовали поистине царский подарок, от которого немыслимо отказаться любому здравомыслящему человеку. Даже какой-то музей ограбили на четыре горных единорога образца 1838 года, причём вполне приличного вида и состояния. Нужно брать, однозначно, а раздумья это так, для маскировки восторга и крайней заинтересованности драгоценным старьём.

Но что считать старьём для средины пятнадцатого века от Рождества Христова? Уж явно не самозарядные карабины в ящиках и заводской смазке, и даже не те самые берданки. Ну и не патроны, отсыпанные щедрой рукой. Побольше бы такого старья, подходящего под определения «вундервафля обыкновенная».

Правда, Самарин подозревал, что неизвестные (два раза ха-ха!) доброжелатели собираются подсадить его на патронную иглу и потом выцыганить за следующие поставки что-нибудь полезное, но и это не смущало. Вполне нормальное желание в эпоху развитого дикого капитализма, причём выраженное вполне вежливым намёком на взаимовыгодное использование тех самых полезностей. Берданки вот только эти…