— Молоды для охраны, — возразил Басараб.
— Ничего не молоды! Жидовины деньгам счёт знают, вот и наняли в спокойных землях кого подешевле. От мелких разбойных ватажек отбиться хватит, а крупные почитай все извели.
— Ну хорошо, а возок?
— В деревне возьмём, Ваньке не откажут.
Аксаков кивнул, подтвеждая возможность разжиться средством передвижения, но уточнил:
— Сами пёхом попрём?
— А что такого? — пожал плечами Маментий. — Нам не привыкать. Три дня туда, три дня обратно, один день на месте. Даже если торопиться не будем, всё равно времени хватит.
— Пёхом, значит пёхом, — согласился Иван. — Так я пошёл за возком?
— И пожрать там чего-нибудь прихвати, — Маментий оглядел свой десяток. — А нам всем два часа на подготовку. Встречаемся на Бляжьем Лугу.
Новики имели представление о времени благодаря часам с минутной и секундными стрелками, висевшим на стене в выделенной полусотне хоромине, именуемой иноземным словом казарма. Потому через два часа без опозданий собрались в обозначенном месте. Да и нет причин долго собираться — оружие и снаряжение уже с собой, денег у новиков отродясь не водилось, разве что помылись наспех холодной водой, да в заплечные мешки покидали полученные в дорогу съестные припасы. Харч, конечно, немудрёный, но не всё же красноречием Митьки Одоевского питаться, или охотой. Так-то да, можно и заполевать что-нибудь, но пока выследишь, пока подстрелишь, пока освежуешь да приготовишь… А время отпущенное и уходит.
— Готовы? — Маментий, старательно скрывая улыбку, оглядел наряженных под жидовинов Влада и Ивана. — Не очень-то вы похожи.
— Похожи! — отрезал Аксаков, одевшийся в парчовый халат, изображающий чрезвычайную жадность и неразумную рачительность хозяина, то есть, засаленный, в заплатках, и со следами вчерашней трапезы на полах. На голове странное сооружение, напоминающее свитое из тряпок воронье гнездо. — Почто придираешься? В наших краях тех жидовинов никто и в глаза не видел, сойдёт и такой наряд.
У Влада тоже халат, хоть и не их парчи, но чистый. Зато подмётки сапог подвязаны верёвочками. Рожу зачем-то намазал сажей, отчего стал похож на вовсе уж невиданного в этих местах арапа.
— Ладно, сойдёт, — нехотя согласился Маментий. — Ну что, господа новики, вперёд?
— Изображавший возницу Ванька Аксаков щёлкнул кнутом, заставляя шевелиться лядащую клячу преклонного возраста, и возок жидовинских торговцев, сопровождаемый охраной из безусых юнцов, тронулся в сторону Коломны.
— Да, — спохватился вдруг Митька Одоевский. — Так и пойдём с пищалями за плечами, или под мешки с сеном спрячем?
Бартоша аж покорёжило от мысли расстаться с любимым оружием, и он пригрозил шутнику кулаком:
— Вот узнает Мудищев, что ты до ветру без пищали ходил…
Одоевский вздрогнул и перекрестился. Привычку постоянно быть при оружии новикам вбили намертво.
Интерлюдия
Род рязанских бояр Собакиных настолько древний, что уходит корнями ко временам Аскольда и Дира киевских, от коих и берёт происхождение. И не стоит путать рязанских Собакиных с худородными московскими Собакиными и тем более с суздальскими, что не могут похвастаться славными предками. И спутать — верное средство поругаться с Ефимом Фёдоровичем, нынешним главой рода, решительно отказывающимся воспринять новую жизнь по так называемой «старине», когда любой безродный смерд может указывать родовитому и командовать им. Невместно воспринимать этакое бесчинство!
Хуже того — Собакины всегда были в чести у князей Рязанских, а ныне мало того, что княжество Москва под себя подмяла и князя чуть ли не в холопы определило, так ещё и вотчины отняли. Дескать, кормление добывать службишкой нужно, а от земли кормиться не по старине. Где это видано, а? Из каких гнусных земель заморских принесло эти веянья?
Только и там сего непотребства не найти, хоть весь белый свет пройди. Что у немцев цесарских, что у немцев франкских, что у немцев фряжских, даже у орденцев ливонских, у всех родовитые люди с земли кормятся, отеческой рукой направляя и вразумляя нерадивых холопов.
Разве что в Новгороде да далёкой Венеции, где живут с торговли? Да и там холопов да чернь к власти не подпускают, а правят торговыми городами уважаемые семьи, что древностью и знатностью рода могут поспорить с кем угодно.
Нет, что ни говори, а с Руси нужно съезжать. И как можно быстрее, пока не заявились кесаревы приставы, да не вытолкали взашей из родимой вотчины. Самому уйти, оно всяко без урону чести супротив насильной выгонки. Ну, совсем-то из дома не выгонят, как раз дом и оставят… только зачем он нужен, ежели деревеньки и доход с них в казну отписаны?
Только вот вопрос острый, как нож под рёбра, куда податься, в какую сторону? Раньше бы не размышлял, отъехал бы в Литву с чадами и домочадцами, но ныне там худо. И дело даже не в усобице, которая суть вещь привычная, и умному человеку куда как прибыльная, там дело в другом. Режутся литвины между собой, но сами того не ведают, что подрастающий хищник Иоанн Васильевич уже поглядывает в их сторону, не забывая про прадедово наследие, коему он чуть ли не единственных законный восприемник. Вона, сами гляньте, холопов уже вовсю сманивает. И не говорите, что мал Иван годами, волчонок во младом возрасте тоже забавным щеночком смотрится. И поддержкой Ивану — открывшееся недавно таинственное Беловодье да явившиеся оттуда советники. Будь они прокляты вовек!
К ляхам и прочим латынским выблядкам тоже не хочется. Нет в них уважения к истинной вере, и православного человека непременно обдерут как медведь липку по весне, да оставят голым-босым. Стоит ли ради этого из огня в полымя бросаться? Вот то-то и оно, что не стоит. С голой задницей остаться можно вообще никуда от дома не уезжая.
В Валахию разве что податься, где пребывают в истинной вере, а оттуда к султану турецкому, что обещает покровительство православию и не зорит святые обители в отвоёванной им земле греческой. А что, разве турок хуже татарских ханов, под коими столько лет пребывали? Авось уд резать не потребует, но за верную службу землицей пожалует. Тамошняя земля куда как жирнее рязанской будет.
Окончательное решение Ефим Фёдорович пока не принял и проводил время в раздумьях, совмещая их с добычей серебра и злата на дорогостоящий переезд. То есть, грабил на большой дороге. Но грабил осторожно, не оставляя живых, дабы вовсе не осталось жалобщиков и свидетелей. Там купчишку в лесу прикопает, там кесаревых мытарей в речке притопит, здесь лодью с товаром на беспечном ночном роздыхе прихватит, вот и набирается полна кубышка потихонечку. Чай не голодранец какой, вышедший на татьбу ради куска хлеба от полной безнадёги.
И люди у боярина Собакина подобрались верные, надёжные, кровушкой накрепко повязанные. Многие ещё с покойным батюшкой Фёдором Симеоновичем промышлять начали, пока того под Серпуховом не подняли на копья вои литовского посланника, коих с пьяных глаз принял за купеческую охрану. Вот с тех пор Ефим Фёдорович хмельного вовсе не употребляет, памятуя об отцовской ошибке, но дело семейное не забросил. Очень уж оно выгодное, да и кровь горячит, радость душе доставляя.
А вон те купчишки, что на ночёвку встали, радости принесут немало. Прознатчики, что встретили их почти у самой Москвы, докладывают о двух малолетних жидовинских торговцах, охраняемых такими же безусыми сопляками. И возок, говорят, идёт у них легко, хотя и гружён какими-то мешками. Дело известное — расторговались на Москве, а там мягкой рухляди прикупили, что ценой дорога да весом невелика. Жидовины, они народец ушлый и богатый, и выгоду завсегда чуют. Вот как Христа продали, так с тех пор деньги у них и водятся.
А что одеты в рваньё, так то от хитрости великой, которая давно уже никого не может обмануть. Возьми такого да потряси хорошенько, так из рванины даже не чешуйки серебряные, полновесные золотые дукаты посыпятся.