– Собаке – собачья смерть, – процедил Долгушин.
«Повторяем атаку!» – покачиванием крыльев просигналил комэск.
И пятерка «И-16» снова вошла в пике…
В эскадрилье было восемнадцать самолетов. После третьего вылета их осталось четыре. Соединили две АЭ в одну и вылетели в четвертый раз.
И тут Долгушин впервые за долгие часы войны ощутил довольство – шестнадцать «ишачков» почти сразу наткнулись на бомбардировщик «Ю-88», возвращавшийся после налета на Минск. Никакие «Мессеры» их не прикрывали – «худым» не хватило бы бензина на обратный путь.
Сергея бесила эта немецкая наглость – гитлеровцы до того уверовали в собственную непобедимость, что даже не дали бомбовозам сопровождения! Они, выходит, и в грош не ставили советских летчиков или были убеждены, что тех, вместе с самолетами, пожгут на земле. Гады…
«Ишачки», как и было задумано, разделились на четыре четверки и напали на строй бомберов. Генерал Рычагов, когда мотался по округу, всех убеждал, что биться надо не тройками, как следовало по уставам, а парами и четверками. Командиры с комиссарами держались уставов, опасались нового или воспринимали идею в штыки, зато пилоты быстро разобрались в сути дела.
Да и чего тут разбираться: тройка – это когда один ведущий и два ведомых – сковывает маневр, а пара – тут крутись, как хочешь.
Говорят, кого-то из командиров полков Рычагов бросил уговаривать и сунул тому дуло пистолета под подбородок. Наорал на упертого. Дескать, для победы над врагом можно хоть задом наперед летать, главное – бить этого врага в хвост и в гриву! Понял, мать твою? Комполка оказался понятливым…
«И-16» Долгушина подобрался к «Юнкерсу» снизу и выдал очередь по двигателю. Пара пулеметов ШКАС особого ущерба немцам не причинила, зато две пушки ШВАК наделали делов – задымил бомбовоз.
Винт его замедлил вращение, крутнулся и замер, дым повалил гуще. Показалось пламя, полыхнуло, разгорелось… «Юнкерс» накренился, и гансы полезли с парашютами прыгать.
– Сигайте, сигайте…
Сергей спустил истребитель с «горки» и снова нырнул под брюхо очередному бомберу. Тот, чуя смерть свою, лег на крыло, пытаясь свалить, да не тут-то было. Даже трассеры из подфюзеляжной гондолы Долгушина не остановили – снаряды продолбили по «Юнкерсу», нащупывая бензобаки, и нащупали-таки – фюзеляж вывернуло, словно крышку у консервной банки, и наружу ударил фонтан огня. «Подфюзеляжник» мигом смолк.
Вот, тоже мне, додумались, – мелькнуло у Сергея, – куда засунуть стрелка! Главное, в кабине все сидят, как фон-бароны, а этот лежа!
Тут его едва не подловили с подлетавшего «Юнкерса».
Два или три пулемета у «88-го» были нацелены вперед, правда, изо всех этих установок огонь вел один стрелок-бомбардир, но все равно получить очередь – это неприятно.
«И-16» вильнул, уходя с линии огня, и тут же выпустил трассу из пушек. Бомбовоз находился так близко и приближался с такой скоростью, что снаряды били в упор, расколачивая граненое остекление носа у «Юнкерса». В следующее мгновение «ишак» пронесся в каком-то метре над крылом бомбардировщика, едва не задевая плоскостью вращавшийся винт.
Задний верхний стрелок открыл огонь по верткому «И-16», но лишь задел крыло, оставив две дырки в перкале. Ничего, переживем…
Долгушин заложил вираж, чтобы добить «Ю-88», но когда глянул с разворота, то понял, что это уже лишнее – его ведомый выпустил по бомберу три эрэса подряд. С трехсекундным замедлением, они сработали на «пять с плюсом» – один порвал немцам крыло, а два других пробили фюзеляж, оставив по себе две здоровенных дыры, в каждую человек пролезет.
Этого бомбер не пережил, свалился. А следом, словно перечеркивая «Юнкерс» черной копотной лентой, пронесся горящий «ишачок». Подбили-таки!
– Гады… Вот же ж, гады какие…
Долгушин потянул вверх. Строй бомбардировщиков распался, «Юнкерсы» уходили на запад, однако скорость у них была не ахти, догнать можно. А огонь задних пулеметных точек куда слабее, чем спереди…
Змейкой «ишачок» погнался за бомбардировщиками. Сергей осклабился, замечая товарищей и справа, и слева.
Трассеры протянулись навстречу, и точно такие же дымчатые шнуры очередей просекли воздух, добираясь до «Юнкерсов» – куроча тем хвостовое оперение, разбивая двигатели, прорывая дюраль бортов и крыльев.
Задымил еще один «ишачок», но пилот вроде был жив – самолет разворачивался к аэродрому.
И тут грохнуло – у летевшего впереди «Юнкерса» взорвались баки. Огненное облако восклубилось, деля самолет надвое – передняя половина с крыльями закувыркалась по дуге вниз, а следом, обгоняя, крутился дымившийся хвост. Одно крыло оторвалось, и вот уже просто груда горящих обломков высыпается на землю, на леса и болота. Там вам и место.
– А кто на самолете к нам придет, – сказал Долгушин, – перефразируя князя из фильма, – тот от самолета и погибнет! На этом стояла и стоять будет советская земля!
А. Игнатьев, разведрота 7-го танкового полка, башенный стрелок БА:
«Привели себя в порядок и стали двигаться дальше, но попали под первую очень сильную бомбежку… Немцы снизились и начали бомбить с головы колонны.
Нас спасло от полного разгрома, что с левой стороны был лес и экипажи, кто как мог, шмыгнули в лес, и уже точно попасть было сложно.
Мы пытались по самолетам стрелять из пушек и пулеметов, но это было очень неэффективно. Танки почти не пострадали, пострадали наши три или четыре бронемашины из 16 и очень много автомашин, которые везли снаряжение и горючее.
Когда наш экипаж выехал на дорогу, то на дороге все горело и рвались снаряды. Командир роты дал команду собрать роту в колонну.
И я здесь увидел разбомбленные и простреленные наши бронемашины и раненых товарищей. Когда колонну привели в порядок, двинулись дальше по направлению Слонима».
Глава 5
На западном фронте перемены
После пятого вылета Жилин ощутил, что вымотан полностью.
Вот только день еще не кончился.
Люфтваффе, как ее ни били, все равно завладела небом.
Значит, что? Значит, будем скидывать оттуда немчуру, пока не прояснеет…
Иван не ведал, насколько изменилась ситуация на Западном фронте после его вмешательства, да и как тут узнаешь?
Не до того было.
Немцы не просто устраивали налеты, они шли и шли, перли и перли, сотни и сотни самолетов бросая против «большевистских фанатиков». А «фанатики» давали сдачи.
Жилин сумел сесть на аэродром в Щучине, несмотря на то что его «Як» был изрядно поклеван вражескими снарядами.
Когда истребитель зарулил на стоянку, к нему бросились техники, и даже подкатился целехонький «наливняк», хотя и со свежей заплатой на цистерне, отмеченной потеками.
Красноармейцы из БАО [364] спешно восстанавливали взлетно-посадочную полосу – заваливали воронки землей и гравием, утрамбовывали, укатывали. А механики с техниками починяли самолеты, дырявые после многочисленных попаданий.
Кроме «ишачков» и «чаек» на поле поместились два бомбовоза – СБ с двумя пробоинами и «Пе-2» с конченым движком.
Разминая затекшие ноги, Жилин прошкандыбал к КП. Навстречу вышел Николаев с перевязанной головой, лицо его было бледным, осунувшимся. Осунешься тут…
– Товарищ генерал, – сказал комполка просительно, – над позициями 152-го корпусного арт-полка «рама» вьется, как тот ворон. Прогнать бы…
– Прогоним, чего там… Мне бы еще одного в пару.
– Дадим! На аэродроме по соседству звено «-МиГов» село, и связь есть пока. Я сейчас!
– Давай, моего пока заправляют.
Жилин присел на ошкуренное бревно близ импровизированной курилки. Самих любителей табака не видать – смолили на ходу, короткими, нервными затяжками.
Все были при делах, даже особист – мужик вполне себе адекватный, щеки не надувал, а занимался общественно-полезной деятельностью – отмывал затвердевший автол со снарядов к зениткам.