– Хунди! Олав! Фроди! Хальвдан! – трубно взревел он.

Названные сбежались.

– Я не спрашиваю вас, почему враг свободно вырезает дозорных, – прорычал он, – но мне интересно знать, кто это был? Где следопыты? Спят?

Эльвёр находилась совсем рядом, по ту сторону шатра, собирая крапиву – пора было голову мыть, – и замерла. Показаться на глаза Эйнару она не хотела в любом случае, а вот послушать, о чем будут говорить хевдинги, – очень даже…

– Следопыты на месте, ярл, – спокойно доложил Хальвдан Молчун, – но толку? Там все затоптано, ведь Рёгнвальд стоял в дозоре прямо у ворота.

– Мы осмотрелись вокруг, – вставил Фроди Белый. – Никаких следов лежки нету. Если враг и подошел, то по мосткам. Местных винить я бы не стал – те, кто работает на волоках, держатся за свое место. Работа тут тяжелая, но доходная. А убийство гостя… Нет, на это местные не пошли бы никогда.

– Интересно, что у Рёгнвальда ничего не пропало, – прогудел Хунди Рыжий. – Ни меч, ни пара динаров за поясом. Это был не грабитель, тут скорее месть… Или нас хотят вырезать по одному!

– Вот именно! – с силой сказал Эйнар. – Вырезать! А не наши ли «друзья» постарались? А? Мы, считай, неделю потеряли, дожидаясь то Сиггфрёда, то Сигурда, но их нет! Если отряд Хродгейра покончил с ними, то мы – его следующая цель. Разве не так?

Фроди хмуро покачал головой.

– Никто не знает, куда они запропастились, – только боги. В любом случае им хватило бы и пары дней, чтобы догнать нас. А их нет и нет. Может, и впрямь у нас на хвосте люди Хродгейра! Кто ж знает… Тогда почему они убили одного Рёгнвальда?

– Может, поспрашивать его хотели? – высказался Олав Мореход.

– Кто же так спрашивает? – хмыкнул Хунди. – И вы забыли о бочонке. Рёгнвальд был пьян, как свинья, объевшаяся ягод из-под наливки!

– Но кто-то ж его прирезал!

– Ну да…

– Может, отправим десяток Фроди? Пускай вернутся назад, поищут наших врагов, и…

– Хватит! – резко сказал Эйнар. – Я уже услал Сигурда. Где он? А если считать его отряд вместе с командой «Черного лебедя», это треть всего нашего хирда! Ушлем мы Фроди, и останется нас половина. Нет уж, хватит с нас! Лоцман тутошний еще здесь?

– Здесь, ярл.

– Зови.

Лоцман, что проводил караван, явился сейчас же, покашлял деликатно – мол, туточки я, чего желаете?

– Как звать тебя? – спросил Пешеход.

– Альмасом кличут, сыном Илитвера, – ответил лоцман. – Из ультинов [852] мы.

Альмас сверкал на солнце гладким черепом – ультины брили головы по древнему фракийскому обычаю, оставляя оселедец – единственный клок волос, свисающий до плеча, а усы у сына Илитвера опускались на грудь двумя пушистыми змейками.

– Местный ты?

– Нет, наши роды живут далеко на юге, у Днестра, на берегу моря. Я один тут.

– Так, а кто тут в округе-то? По Непру?

– Да всякие тут живут. Криве хватает, но они дальше к западу. Галинды [853] … Они севернее. Ближе всех – колбяги [854] .

– Кол-бьяги?

– Можно и так, – смиренно ответил Альмас.

– Народ храбрый?

– Да не очень… Варяги, когда по Непру спускаются, ловят их частенько, чтобы продать на невольничьих рынках в Тавриде, а то и в самом Царьграде.

– Царьград?

– Миклагард, по-вашему.

– А-а… Ага… Выходит, они варягов не любят?

– Терпеть не могут!

– Ага… Покажешь дорогу к селению этих самых кол-бьягов?

– А… зачем?

– Не бойся, не за рабами идем. Хочу кол… бягам работенку одну предложить. За плату.

– У-у… За плату они тебе чего хошь сделают!

– Тогда собираемся. Поведешь нас, Альмас!

– А-а…

– За плату!

Викинги расхохотались. Когда лоцман отошел, Хунди спросил с нескрываемым восхищением:

– Ты хочешь напустить на Хродгейра колбягов?

– А чего ж? – хмыкнул Эйнар, приходя в хорошее расположение духа. – За плату же!

И викинги расхохотались, очень довольные собой.

Эльвёр, не чувствуя, как жжется крапива, на цыпочках отошла. Она узнала, что хотела.

Волоковые мужики довели кнорры и скейды посольства до устья Катыни, где она вливалась в не слишком широкий Непр. Здесь, в верховьях, великая река лишь копила силу, вбирая в себя влагу притоков, прирастая мелкими речушками.

Сюрнес располагался пятью верстами восточнее, за дебрями катынского леса, но и здесь, на конце касплинского волока, было людно.

Три корабля – датский кнорр и парочка арабских фелюг – ожидала очереди на проход касплинским волоком. Стоило каравану выйти в Непр, как очередные, один за другим, втянулись в устье Катыни.

А посольство повернуло вверх по течению, направляясь к Сюрнесу.

Эльвёр, сидя у борта на товарах, находилась чуть ниже загребавшего Николая, но и ей все хорошо было видно. На берегах пасся скот, а дремучий лес почти не подходил к воде. Зато за плетнями зеленели огороды, а за крепкими частоколами стояли избы. По наезженной дороге ехала телега, запряженная крупной лошадью, – распустив длинную гриву, животина ступала шагом, без труда таща повозку с огромной копной свежего сена. Возница лежал на самом верху и, похоже, спал.

«Морской ястреб» повернул к берегу. Подойдя к пристани, гребцы затормозили веслами, и Альмас что-то спросил у лодочника. Тот выслушал и махнул рукой на восток.

Там, не доходя версты до Сюрнеса, прямо под деревьями расположились дома, не похожие на обычные избы или покои, – это были землянки, над которыми возводился совсем невысокий сруб – ниже роста человека.

Эйнар сошел на пристань вдвоем с Альмасом. К ним неторопливо приблизились местные.

– Николай, это колбяги? – спросила Эльвёр.

– Что ты, девонька, это криве. Они сами не местные и живут далеко на западе, вместе с пруссами. Замучили их там жрецы-криве. Слышишь, как звучит похоже? Их так и зовут в честь тех, кому они кланяются, кого слушают, кому дань платят. Самые неуемные сбежали в Гарды, здесь – воля.

– А о чем они говорят, ты понимаешь?

– Альмас… Так… Он им предлагает… А-а! Пакость предлагает устроить варягам. Не понял… Каким варягам?

– Я слышала, что за нами варяги идут, хотят Эйнара прижучить. Ну они не совсем варяги… Даже совсем не варяги, а вовсе нореги.

– А-а, вон оно что… Ну правильно тогда. Вот Пешеход и хочет их науськать на этих… варягов, которые нореги. И денежки еще сулит. Ишь, заулыбались!

– Они что, не любят варягов?

– Да им без разницы! Криве, они и есть криве. Будут резать тех, кого скажут, лишь бы плата шла.

Сколько монет отсчитал Эйнар, дочь Освивра не разглядела, но криве остались довольны. Облачившись в кожаные панцири и мохнатые безрукавки, вооружившись луками, топорами и копьями, они расселись по десятку хазарских остроносых каюков и погребли вниз по течению. Человек тридцать их было, точно.

– Знать, занервничал Пешеход, – хихикнул Николай.

«Морской ястреб» прошел невдалеке, и Эльвёр увидела Эйнара, стоявшего на корме. Сложив руки на груди, он смотрел вслед уплывавшим лодкам и мрачно улыбался. Радовался, видать, что чужими руками пакостей наделает…

Глава 20. Эльвёр, дочь Освивра

Гардарики, Непр. 11 июня 871 года

Сюрнес с каждым гребком делался все ближе, раскидываясь все шире. Весь правый берег Днепра был застроен «покоями» и срубами, хотя тут даже юрты стояли. Отдельные дома и даже целые кварталы обносились высокими заборами, а вот сам город крепостной стены не имел. Да и кого тут было опасаться?

Длинные корабли сюда точно не пожалуют, и конница хазар не доскачет, а малым дружинам Сюрнес не взять – тут много народу, всегда оружного и готового дать бой.

Многие уже пробовали взять под свою руку богатый город, да только не вышло ничего. Ни у хазарского кагана, ни у криве-кривейте, главного жреца, под началом которого служили не только всякие оракулы и слуги богов, но и витингсы, обученные воины.