Отперев багажник, Эйтингон увидел желаемое – оружие. Винтовка с оптическим прицелом, «Шмайссеры», несколько гранат и пистолетов, патроны.

– Едем.

Дорога к Каринхалле была недолгой. К представительскому имению Геринга вел шикарный автобан, лишь за два-три километра после поворота дорога сужалась, и там охрана выставила шлагбаум. Но как раз с охраной разведчики-диверсанты встречаться не имели желания, поэтому свернули на неприметную лесную дорогу. Пупкову, ни разу не бывавшему за границей, стоило немалых усилий сдерживать свой интерес, но вот лес его разочаровал. Массив Шорфхайде больше напоминал городской парк – весь такой приглаженный, чуть ли не подстриженный. Здесь, наверное, и звери ходят строем. Хотя какие тут могут быть звери? Разве что гестаповцы…

«Мерседес» ехал неторопливо, мотор работал приглушенно, но к самой ограде замка подъезжать не стоило. Остановившись и забросав машину ветками, группа двинулась дальше – с оружием в руках. Если бы немцам стало известно о списке Судоплатова, о его четырех «Г», то это стало бы поводом усилить охрану Каринхалле, повысить бдительность и все такое прочее, однако рейхсмаршал был совершенно спокоен. Что могло случиться с ним в самом сердце могущественного, непобедимого Великогерманского рейха?

Знакомый с планом замка и примерным расположением постов, Эйтингон знал и многое другое – иные из агентов, скажем, Ольга Чехова, не раз и не два бывали приглашены в Каринхалле и смогли о многом рассказать в своих докладах Судоплатову. Павел не раскрывал сути задаваемых вопросов, но догадаться о том, что задумал главный диверсант Сталина, было несложно. Наум не знал точно, кто первым так назвал Судоплатова, перефразировав лестную характеристику, данную Отто Скорцени, возведенному в шутливый ранг «главного диверсанта Гитлера». Но остроумец попал в точку.

Выйдя к ограде, группа разошлась, чтобы осмотреться. У раскидистого вяза собрались и повели короткий разговор.

– Снайперу тут делать нечего, – доложил Хорхе, – покои Геринга выходят во внутренний дворик.

– Все охранники у ворот, – сообщил Ганс, – по парку ходят всего двое.

– У Геринга гости, – сказал Пупков, – но народу мало, на стоянке только две машины. Водители спят внутри.

– Дождемся, пока охранники в парке скроются за замком, – решил Наум, – и идем в гости. С собой берем только пистолеты с глушителями.

– С чем? – удивился Пупков.

– С ПББС.

– А-а… Понял.

– Готовы? Выдвигаемся.

Густой вяз, еще зеленый, скрыл диверсантов, перелезавших через ограду. В парке, ухоженном и чистом, было красиво – везде расставлены статуи и беседки, проложены аллеи. Короткими перебежками группа добралась до замка и проникла внутрь через дверь, к которой обычно подвозили снедь. Выбравшись в коридор, Эйтингон поднялся на второй этаж и прошел в соседнее крыло. Тут все стены были увешаны полотнами, наворованными в зонах оккупации. Из дверей неожиданно появился немецкий офицер без фуражки, с задумчивым видом жевавший пирожное. Он очень удивился, встретив целую компанию с пистолетами. Пуля в лоб уняла его нездоровый интерес.

Возле кабинета Геринга крутился секретарь в полковничьих погонах. Полковник даже не увидел того, кто его убил – Хорхе метнул нож, всаживая его в шею секретарю рейхсмаршала. Готов.

Выдохнув, Наум открыл высокую, отделанную золотом дверь, и перешагнул порог обширного кабинета Геринга. Он очень боялся, что хозяина внутри не окажется, и даже обрадовался, обнаружив в кресле за столом грузного Айзена в белом кителе с желтыми отворотами. Геринг поднял голову, и на его жирном лице отобразился ужас – в последнее мгновение жизни рейхсмаршал понял, кто за ним пришел.

– Аллес капут, швайнхунд! [208] – улыбнулся Эйтингон и нажал на спуск.

Пуля вошла Герингу в левый глаз и вышла, забрызгав высокую спинку кресла.

– Уходим.

В коридоре послышались громкие голоса. Увидеть убитого секретаря проходившие не могли – Хорхе с Гансом затащили его в кабинет.

– Прошли! – шепнул старлей.

Эйтингон кивнул.

Выскользнув из кабинета, великолепная четверка удалилась по-английски, через ту же дверь, в которую и вошла. В парке пришлось истратить пару патронов – охранники справно несли службу. Вслед за людьми-стражами возникли псы – пара черных ротвейлеров бесшумно выпрыгнули из кустов, горя желанием кусать и рвать. Их встретил Хорхе. С изяществом тореадора он полоснул ножом по мощной шее одной собаке, а затем, обратным молниеносным движением, всадил клинок в горло второй. Вытерев нож о шерсть, он тонко улыбнулся. Наум мотнул головой: за мной!

Преодолеть ограду удалось без труда, а вот около машины Эйтингон обнаружил парочку солдат, деловито потрошивших багажник. Обнаружив там винтовку, парочка всполошилась, и один побежал к имению за подмогой. Не добежал – Ганс отличался хорошим глазомером и твердостью руки. Другого служаку убрал Пупков – сначала в грудь, потом в голову.

– Едем! И быстро, пока тут не всполошились!

«Мерседес» успел проехать половину пути до Берлина, когда впереди мелькнули черные машины. В последнюю секунду Пупков, сидевший за рулем, сумел свернуть с дороги и углубиться в лес. Через сто метров показался параллельный проезд, узкий, но гладкий.

– Ушли вроде… – выдохнул Пупков.

– Мы только начали! – хмыкнул Эйтингон.

Свернув у чистенькой, словно игрушечной деревушки, автомобиль выехал к району Панков, застроенному богатыми особняками, и затерялся в предместьях. Бросив машину возле какого-то дома, диверсанты воспользовались трамваем, походили по магазинам, приоделись, запаслись саквояжами и чемоданчиками, после чего отправились в аэропорт Темпельхоф, где купили четыре билета на рейс «Люфтганзы» в Софию. Все чинно, благородно…

В Болгарии Наум не задержался – тайными тропами он вывел свою группу в Турцию, которая пока еще сохраняла нейтралитет. Заместитель советского резидента в Стамбуле свел Эйтингона со старым контрабандистом Мустафой, готовым помогать хоть «красным», хоть «коричневым», лишь бы те платили. Наум «купил билеты» за золото, и потрепанная шхуна Мустафы покинула Стамбул темной ночкой. На другой день парусник высадил диверсантов на берегу Крыма, где их и сцапали пограничники. Пришлось Эйтингону отпарывать подкладку, где на шелковой ткани был отпечатан мандат за подписью Берии. Это подействовало. Через три дня группа вернулась в Москву.

В день покушения немецкие газетчики и дикторы молчали – видимо, Геббельс обдумывал, как ему подать печальную новость. А через сутки газеты и радио скорбным, сдержанным тоном сообщили, что «великий сын Германии, рейхсмаршал Герман Геринг скоропостижно скончался после «продолжительной болезни»…»

Начштаба Зап ОВО М. Пуркаев:

«Остатки танковой роты, в которой служили братья-белорусы Кричевцовы – Минай, Елисей и Константин, – прикрывали отход полка. Танк «Т-34», единственный в роте, метался с одного фланга на другой, отражая наседавших немцев.

Гитлеровцы, видя неуязвимость нашей «тридцатьчетверки», шарахались от нее в стороны. Однако спастись им не всегда удавалось.

Уже два их танка горели, некоторые были подбиты.

Но потом из «Т-34» огонь становился все реже и реже: видимо, кончались боеприпасы. Враги поняли это и насели на «тридцатьчетверку» со всех сторон.

С близкого расстояния вражеский снаряд пробил бортовую броню танка Кричевцовых, и он загорелся. Но спасаться из него, видно, никто и не думал.

Тут и произошло совершенно неожиданное для немцев.

Механик-водитель машины, видимо, по приказу командира танка, выжал из горящей машины полную скорость и ринулся напролом сквозь кольцо врагов.

Послышался страшный удар, скрежет, а затем – оглушительный взрыв. Столб дымного пламени взметнулся к небу, разметав по сторонам танковые башни, гусеницы, листы брони…»

Глава 23

Парад

Минул октябрь. Немцы снова рвались к Москве.