Однако и Черное море, и черное небо были одинаково пустынны.

Рассвет невинно зарозовел, солнце поднялось над морем, заливая ласковым светом и Бургас, и порт. Если окраины города лишились оконных стекол, то на центральных улицах царило обычное, равнодушное спокойствие, слегка взбудораженное ночными событиями.

Благонамеренные граждане живо обсуждали взрывы в гавани, с жаром убеждая друг друга, что это был налет. Или подводные диверсанты отметились. Или а-агромадная пушка отстрелялась из-за Днестра.

А в самой гавани царили паника и хаос. Те из кораблей союзной группировки, что еще не затонули, еле держались на плаву. Уцелели только «Явуз», крейсеры «Дрэгон», «Морешес» и «Фробишер».

Выжившее командование, заночевавшее на берегу, тут же развело бурную деятельность, целью которой было понятное желание обелить себя и переложить вину на врага.

Поиски ни к чему не привели, а пять часов спустя после обстрела он повторился. Мало кто из моряков успевал заметить прилетавшие снаряды: быстрый промельк – и взрыв.

Притопленная «Малайя» пострадала снова и ушла на дно окончательно, а остальные «суперы» падали либо в воду, либо на землю, образуя кратеры в тридцать-сорок метров в поперечнике.

И снова «Явузу» повезло – англичане даже заподозрили турок в коварстве, но те отбрехались.

Уже под вечер, когда с моря пришел рыбацкий баркас Ванко Христова, у англосаксов прояснилось в голове – Ванко рассказал, как с неба падали дымящиеся «бочки с такими вот хвостиками».

Адмиралы рассудили и вынесли вердикт: средством нападения послужили ракеты вроде «Фау-2», только с отделявшимися головными частями. Вскоре на связь вышел секретный агент, окопавшийся в Севастополе, сообщивший о старте двадцати четырех ракет.

Адмиралы помрачнели. Выходит, не помогло похищение фон Брауна и кипы секретных документов! Запускать копии «Фау-2» англичане научились, но признали эти ракеты негодными для боевого применения. А русские, выходит, умудрились сделать из дерьма конфетку: дальность выросла вдвое, а количество отказов свели к минимуму – до цели долетели два десятка ракет, причем с таким ничтожным разбросом, что им можно было пренебречь.

Для плохого настроения у флотских была и еще одна причина: разгром эскадры русские учинили знатный, но пойдут ли они дальше? В буквальном смысле – на Константинополь?

Глава 23

Константинополь

Проливы, 7 октября 1945 года

Жилин хорошо выспался, сняв номер в гостинице. Умылся, оделся, и в этот самый момент в двери торопливо постучали.

Он отпер, и в комнату ворвалась зареванная Лида.

– Ты живой! – заплакала она, кидаясь Ивану на шею. – А тут… все эти… про бомбу, про тебя… не знаю, как долетела…

Жилин тискал девушку и улыбался – счастливо и смущенно.

Вот ведь, балбес, даже не удосужился связаться как-то с Лидкой, успокоить. Ей-то как до него дозвониться? Сотовых пока не придумали!

– Прости, – зашептал он, – это я виноват. Думал, раз у меня все хорошо, то и ладно…

Они долго целовались, вздыхали, гладили друг друга… Короче, пришлось Жилину опять раздеваться и помогать девушке в этом увлекательном занятии. Ну, как – пришлось…

Не сказать, что Иван огорчался кителю, брошенному на пол, или рубашке, улетевшей на этажерку. Ему было хорошо. Лиде – тоже.

Когда они «отметили» встречу, то просто лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу. Жилин даже подумал, что самые блаженные минуты – это не сам секс, а вот это «остывание», приятная истома, когда все хорошо, и мысли текут плавно, еще никак не сообщаясь с тревогами буден.

– Николаев тоже прилетел, – пробормотала Лида, закидывая ногу на Ивана, – и Жмулев…

– А Бубликов? – улыбнулся Жилин. – Без него – никак…

– И Бубликов… Паш, а когда кончится война? Скоро?

– Скоро, маленькая, скоро. Еще немного, еще чуть-чуть… Империалисты уже почувствовали нашу силу, дрогнули, надо этих гадов додавить.

– Как клопов! – хихикнула девушка. – Я почему спрашиваю… Просто кто-то мне обещал сходить в ЗАГС…

Сев на постели, она закинула руки за голову и гибко потянулась – полушария грудей очертились четко и влекуще…

…Еще полчаса спустя они лежали молча, унимая дыхание.

Приподнявшись на локте, Иван полюбовался красивым личиком невесты – все на диво: губки, носик, бровки… А все вместе – такая прелесть, что глаз не отвести.

– Как закончится эта дурацкая война, – сказал он, – так сразу и заявление подадим.

– Правда?

– Правда. Чистая, беспримесная.

Лида ласково провела ладонью по его щеке, погладила грудь, скользнула к напрягшемуся животу, спустилась ниже…

Честно говоря, Жилин уже устал – сидели еще в нем старческие привычки, но кто же отказывается от наслаждения?

А повадки столетнего деда надо изживать…

Эскадра Черноморского флота вышла в море тремя длинными колоннами: авианосцы, линкоры, крейсеры тяжелые и легкие, эсминцы и лидеры, БДК и подлодки – почти все покинули Севастополь.

И снова Иван стоял на палубе «Советской Белоруссии», щурился на солнце и оглядывал синие просторы.

Соединение РККФ двигалось к Босфору.

В самой неторопливости движения, в его слаженности ощущалась великая мощь. Ивану было приятно просто смотреть на корабли, знать, что они идут под флагом его страны.

Оттого и мысли о предстоящей операции посещали сплошь позитивные и жизнеутверждающие.

Президент Иненю находился в ужасе и остолбенении – не на тех поставил!

Он-то был уверен, что англосаксы могучим ударом сметут русских и при дележке ему хотя бы Крым обломится. И на тебе…

– Здравия желаю, товарищ главный маршал авиации!

Жилин обернулся, лицезрея Николаева.

– Тебе еще не надоело меня звать-величать?

– Не-а! – ответил начальник оперативного отдела. – Звучит зато как! Да и за дело тебя повысили. Ты и так у нас трижды Герой, не четвертую же звезду вешать?

Иван чуть не сказал, что бывали и пятерижды «герои», но вовремя прикусил язык. Товарищ Брежнев пока еще служит и в генсеки не метит.

Николаев между тем посерьезнел.

– Как представлю себе, что на месте Севастополя – гарь радиоактивная, так и плохо становится, – проговорил он. – Страшно было?

– Знаешь, не помню, – улыбнулся Иван. – Какое-то возмущение было, даже смешно вспоминать. Как же это, думаю? Эти поганцы англосаксонские одним махом весь флот побивахом?! Ругаю их, а меня всего колотит… Хреново было.

– Да-а… Как думаешь, туркам быстро козу заделаем?

– Это ты меня спрашиваешь? Начальник опер-отдела?

– Дык, ёлы-палы… Европейская-то часть, которая Румелия, она вроде и невелика, а все ж двадцать дивизий там сыщутся. Хотя… Нет, не думаю. Конечно, они будут защищать свой Стамбул от гяуров, вот только гяуры и на востоке наступают, уже к Эрзуруму подбираются.

– Разведка доносит, что порядка десяти дивизий турки на фронт перебросили, но точно неизвестно, откуда именно. Если из Румелии, то хорошо. А если нет… Знаешь, не верю я в турецких бойцов. Выдохся осман, все, нет его. Президент… Ну, что такое президент Иненю по сравнению с султаном Сулейманом? Прах. Ты сейчас вниз? Скажешь Жмулеву, пускай готовится, часов в пять соберем военный совет, обсудим, что и как. Может, коррективы какие внесем в план.

– Разрешите идти, товарищ главный маршал авиации?

– Ступай уж…

Жилин проводил Николаева глазами, прищуриваясь. Что-то подозрительно оживлен наш Александр Павлович… Надо будет Лиду спросить, как у нашего начопера на амурном фронте. Вроде как подкатывал полковник к капитану Раевской…

Над головой прострекотал ГМ-1, и мысли у Ивана вернулись к операции «Царьград».

– Полковник Жмулев по вашему приказанию явился!

– Вольно, – буркнул Жилин. – Вы что, все меня доставать будете своим чинопочитанием?

– Никак нет, товарищ главный маршал авиации!

– Убью, ей-богу… Докладывай!