– Спасибо, Михаил Ефимович, что сообщили об… об этом. Ничего, переживу.

Комкор крепко пожал руку комбату и заторопился в штаб.

«А вот маму Дмитрия проведать надо, – подумал Репнин, глядя вслед Катукову. – Волнуется же, наверное…»

Да, возможно, ему будет неловко и все такое, но ничего, потерпишь. Матрена Прокофьевна меньше всего виновата в том, что ее сына на самом деле кличут Гешей…

…30 сентября Катуков получил приказ Главного автобронетанкового управления – грузить части 3-го мехкорпуса и отправлять их к новому месту дислокации.

В Калининскую область, в район Желтикова Поля.

Место было живописное – сосны, ели, Волга недалеко. Хозяйственники развернулись вовсю, понастроили невысоких срубов, понакопали землянок.

Сто семьдесят пять танков будет в 3-м мехкорпусе. Это сотни одних танкистов. А ремонтники? А заправщики? А оружейники?

Два дня колонны машин, автоцистерн и тракторов сновали между армейскими базами в Калинине и местами сосредоточения танковых и механизированных бригад – поселками Ерменево, Починки, Заболотье, Прудня.

В начале ноября начали строить оборонительный рубеж № 3 в районе Приволье – Шейнино. Надо было возвести два ротных и четыре батальонных опорных пункта.

Куча дел, и все они свалились на Катукова и требовали быстрейшего решения.

Ставка, создавая 3-й мехкорпус, добивалась, для начала, выполнения той же задачи, что стояла перед всем Калининским фронтом – сковать как можно больше сил противника, чтобы тот не смог перебросить на юг ни одной дивизии, ни одного полка.

Репнин вел свой батальон ночами, соблюдая строгую маскировку, – враг не должен был узнать район сосредоточения 3-го МК. Танки шли глухими лесами и топкими болотами, одолевая бездорожье по гатям, настланным из бревен, жердей и хвороста.

Днем укрывались в дебрях – «худые» и «костыли» [911] весь световой день болтались в небе, высматривали красноармейцев, контролируя подходы к фронту, а едва замечали подозрительное шевеление, тут же вызывали бомбовозы.

Прибыв на место без потерь, Геша передохнул – аж полчаса тишины и покоя – и снова окунулся в водоворот дел. Тут и с одним-то танком намудохаешься будь здоров, а когда на тебе целый батальон… Сцепи зубы и тащи воз.

Весь октябрь и половина ноября прошли под знаком хозяйственной деятельности и учебы – ветераны, успевшие повоевать на новых «тридцатьчетверках», давали мастер-классы новобранцам.

24 ноября, когда все более-менее утряслось и 3-й мехкорпус стал походить на единый отряд, Юшкевич, командующий 22-й армией, потребовал сосредоточить корпус в районе Борисово – Заборье – Саньково. Через два дня начинались бои.

Корпус должен был вводиться в прорыв по плану «Б»: на рубеже Малое Соино – Староселье, действуя в северо-восточном направлении, овладевая районом Емельяники, Зубово, Сидорово, Гусево.

Успех операции зависел от того, как скоро справятся с задачей прорыва обороны противника стрелковые дивизии.

Катуков решил вводить корпус в бой двумя эшелонами. 1-я гвардейская шла во втором эшелоне.

25 ноября артиллерия открыла огонь по переднему краю обороны противника. Лишь стихла канонада, в атаку пошли стрелковые дивизии.

Но лишь к трем часам дня на КП Катукова поступило донесение, что оборона противника прорвана, заняты села Федоровское, Староселье, Дьяково. Идут бои за Шопотово.

Тут же на связь вышел командарм Юшкевич, требуя ввести в бой 1-ю механизированную бригаду и наступать в направлении Староселья, Богородицкого, захватить переправу на реке Лучеса, а 1-й гвардейской танковой наступать в направлении сел Петрово, Белоусово, Перепечье и совместно с частями 238-й стрелковой дивизии ликвидировать противника в этих селах.

Короче, получалось так, что комдивы бодро отрапортовали о достижениях и успехах, вот только связи со стрелковыми дивизиями не было четвертый час подряд.

Катуков, чуя неладное, послал разведчиков. Их доклады не утешали – ничего-то 238-я и 180-я дивизии не выполнили и линию обороны противника не прорвали.

Продвинулись километра на полтора, а то и меньше, Петровым и Федоровским овладели, а вот перед Белоусовым и Старосельем залегли.

Но приказ есть приказ. Получалось, что брешь в обороне немцев надо будет пробивать самим танкистам.

Комбаты, комроты, комвзвода отправились проверять матчасть, чтобы техника перла даже через не могу, и с утра комбриги доложили о готовности к атаке.

Ее назначили на 10.15.

Метель, завывавшая с вечера, утихла, лишь небольшая поземка дымилась в полях.

Репнин торчал в люке, обозревая окрестности. Мороз щипал не сильно, да и ноги были в тепле – позавчера он поменял неудобные валенки на мягкие бурки.

Задолбили пушки, но артподготовка длилась совсем недолго.

Геша тотчас же дал отмашку и спустился в башню.

– Вперед, Иваныч! Натянем фрицу глаз на жопу и моргать заставим!

Экипаж ответил хохотом – моральное состояние было на высоте.

1-я гвардейская развивала атаку стремительно. Обойдя Белоусово, комбриг Горелов направил основной удар на Перепечье, Большое и Малое Ярцево.

Так, уходя все глубже в прорыв, 3-й мехкорпус выдвинулся к Шопотовскому укрепленному узлу.

Немцы все делали на совесть, пуская в дело не только бревна и землю, но и сталь с бетоном – для этого разбирались дома в ближайших деревнях, даже кирпичные печи. Огневые точки располагались на господствующих высотах, с хорошим обзором в сторону вероятного наступления советских войск, блиндажи, доты и дзоты были утыканы зенитными и противотанковыми орудиями, их связывали телефон и радиосвязь, в крайнем случае сигналили ракетами и трассирующими пулями.

Это не считая минных полей и самоходных артустановок – их немцы применили тут впервые. Танкисты прозвали их «змеями» – САУ выползали из укрытий, делали по пять-шесть выстрелов и прятались обратно.

Но нет таких крепостей, которые не может взять русский солдат. Кто сказал? Правильно, князь Суворов.

Катуков запрашивал комбригов, интересуясь, не замедлилось ли наступление, но те докладывали лаконично и сурово: «Ведем бой», «Прорываемся вперед», «Разминируем поле – двинемся дальше».

Репнин не гнал вперед, крича: «Давай, давай! Любой ценой!» Он вовсе не хотел платить за победу жизнями того же Иваныча или Фрола. Он просто делал грязную, тяжелую работу и старался закончить ее побыстрее.

Опасаться стоило не только «змей» – немцы держали в Шопотово противотанковые «ахт-ахт», а эти орудия могли не только «Т-34» вскрыть, но и «КВ». Выход один: убей первым.

Или умри.

Но Репнин не зря натаскивал наводчиков и командиров танков – стрельбы шли постоянно, невзирая на ворчание начальника тыла.

А ведь иные приходили сразу после училища, где за все время обучения удавалось выпустить три снаряда!

И штудии положительно сказывались на точности боя – «КВ» и «Т-34» палили не по площадям, а прицельно, разнося доты по кирпичику, а дзоты по бревнышку.

В тот же день, покончив с Шопотовским узлом, танкисты взяли еще один опорный пункт противника – Михеевский, укрепленный еще пуще, нанеся удар обходным маневром [912] .

Сам этот маневр для Катукова был рядовой операцией, а ведь это был настоящий образец военного искусства – передовым частям корпуса удалось разгромить 216-й пехотный полк 86-й германской дивизии. Немцы откатились на запасной оборонительный рубеж Карская – Старухи.

Модель забеспокоился и ввел в бой 1-й гренадерский полк из дивизии «Гросс Дойчланд».

На исходе дня 27 ноября части 49-й танковой и 1-й механизированной бригад вышли к Лучесе, неширокой, но полноводной, извилистой лесной реке.

Немцы, разумеется, уничтожили все переправы, а берега залили водой и заморозили. Но Катуков и не собирался вступать в бой там, где его ждали. Комкор решил выяснить обстановку у самих танкистов.