В начале октября почти каждый день шло перебазирование – то на аэродром севернее Снежарова, то в Усово, то в Ерши.
Ерши – это деревушка на Волге, километрах в двадцати от Ржева.
Там еще была станция Чертовино, а севернее стояло имение графа Игнатьева. Вот в том-то имении со складов летчики полка и получили зимнее обмундирование – кожаные регланы, свитера и все прочее.
А 13 октября – опять на новый аэродром.
– Пойдемте строем, – сказал Семенов, – за облаками!
Взлетела первая четверка – комэск с Долгушиным в первой паре, Сергей Макаров с Никитой Боровых – во второй. За ними потянулась вся эскадрилья.
Взяли курс на Калинин, на аэродром Мигалово. Туда же перелетели «ишачки» комэска Тимофеева. А вот техсостав запаздывал. Пилоты выкручивались сами.
Расход боеприпасов был такой, что пришлось гражданских просить помочь – поставили железные бочки, в них кипятили воду, а женщины из местных опускали туда на веревках патроны к ШКАС и БС, чтоб автол растопить. Потом все это хозяйство вытаскивали крючками и протирали. Летчики уже сами набивали патроны в звенья, звенья собирали в ленту.
Только на другой день привезли машинку, чтобы через нее ленты прокручивать, ровняя патроны.
17 октября полк перебрался в Борки, где была построена километровая бетонная полоса. Едва успели расположиться, как Сергея поймал командир полка.
– Товарищ Долгушин? Вот вы-то мне и нужны! Наших кавалеристов отрезали под Андрианополем, там их целый корпус, а связи нет. Короче, нужно им пакет передать – там все расписано, в какое время выдвигаться и куда, чтобы из окружения вырваться. Ясна задача?
– Так точно! Я сейчас полечу, посмотрю, может, найду их.
– Добро!
«МиГ-3» вылетел с Борок не мешкая – примерное местонахождение кавалеристов было известно.
Место для посадки обнаружилось быстро, но как раз посередине ровного вроде бы луга тянулась зеленая полоса – понижение.
«Мигарю» не сесть, – сообразил Долгушин, – придется на «У-2» лететь. Ла-адно…»
Ага! Вот они, конники!
Несколько всадников показались на опушке, но поспешили укрыться, завидев самолет.
– Свой я, свой… – проворчал Сергей, сбрасывая вымпел – записку в гильзе, а к гильзе за бечевку привязан флажок. В записке было написано: «Если вы свои, то дайте сигнал на этот день».
Кавалеристы вызнали, что от них требуется, и пустили две ракеты. Долгушин сбросил с кружившегося «МиГа» следующую гильзу, с еще одной запиской, в которой предупреждал, что прилетит ночью, сядет тут, зарулит и передаст пакет. А вы, мол, дадите зеленую и желтую ракету.
Когда Сергей вернулся, как раз и полковник объявился с пакетом.
– Держите.
– Товарищ полковник, разрешите, я им еще табачку подкину?
– Святое дело, товарищ Долгушин!
Папиросы у летчиков были – сто штук в пачке из бумаги, пять пачек «Казбека» по двадцать папирос. А еще пилоты собрали пять маленьких мешочков с махоркой.
Часов в одиннадцать вечера Сергей вылетел – с пакетом и «посылкой». Пройдясь над местом рандеву, он увидал оговоренный сигнал.
Легонький «У-2» протарахтел и сел, пользуясь тем, что ракеты подсветили землю.
Встречать Долгушина вышел генерал, заместитель командира кавкорпуса.
– Товарищ генерал, вам пакет!
Усталый зам протянул ему расписку и сказал:
– Добавь своим почерком, кто ты.
Сергей добавил и проговорил:
– Я там подарки привез. Они в кабине.
Когда Долгушин передал кавалеристам папиросы, они чуть было не облобызали спасителя.
– Сережа, ты нам такой подарок принес! Мы же траву курим! Что тебе дать на память?
Генерал отстегнул с ремня «Вальтер».
– Возьми!
Сергей достал собственный «Вальтер» – испанский, 9-миллиметровый.
– У меня есть!
– Бери, бери! Отдашь товарищам!
Расцеловавшись с генералом, Долгушин завел мотор и поднялся в небо. Летел и улыбался.
Как же легко сделать счастливым военного человека!
Во второй половине октября стало подмораживать, и немецкие самолеты резко сократили число боевых вылетов – радиаторы перемерзали, трубки масляные лопались, петрофлекс трещал.
Но эскадрилья «МиГов» зря времени не теряла, занималась разведкой. Три раза в день вылетали самолеты, а задача одна: проходить над Волоколамским шоссе и противника высматривать.
Активно высматривать!
Если по дороге шел немецкий грузовик, открытый, без тента, то его так и заносили на карту. Если машина тентованная, но задник открыт, надо снизиться и заглянуть, чего везут, пехоту или так.
Ну а ежели все закрыто, надо было очередь дать.
Выскочат – значит, пехоту везут. Не выскочат – не везут.
Под вечер получались три карты, и пилоты с командиром полка принимались корпеть над «чистовиком» – переносили все свои наблюдения да разными карандашами.
Так и летали всю неделю, пока вдруг Долгушин с Макаровым, приучившиеся летать по-новому, в паре, не получили приказ взять карту с собой и садиться в Дмитрове.
Сергей сел, прокатился по полосе, зарулил. Макаров уже вылезал на крыло.
– Чего это нас дернули, как думаешь, Федорыч? – прокряхтел он.
– Чует моя душа, узнаем скоро.
– Мы, как почтальоны! – хохотнул Макаров. – То пакет доставить, то карты…
– То папиросы!
– Ха-ха-ха!
Лихо развернувшись, подъехал «Виллис». Из джипа вылез полковник, представился и сказал:
– Поедете с нами, возьмете с собой карты, которые привезли.
Было бы сказано. Ехали недолго, а когда добрались до штаба, Долгушина с Макаровым сразу провели к Жукову.
– Лейтенант Долгушин!
– Ага! – потер командующий руки. – Карты на стол!
Общие карты, карты-расшифровки, записи – все легло.
– Вот тут и тут мы пролетали каждый день, по нескольку раз. Ни танков, ни людей, ни артиллерии не было.
Выложив все, что видел, Сергей смолк.
– Ага… Спасибо, лейтенант, – сказал Жуков, и обернулся к полковнику: – Вы ребят накормите и дайте им грамм по сто. А то ведь морозы!
– Товарищ командующий, – робко воспротивился Долгушин, – мы же на самолетах…
– Да знаю я вас! – засмеялся Жуков. – Что я, вас не знаю, что ли? Что для вас сто грамм выпить, не долетите разве?
– Конечно, долетим!
– Тогда чего ж вы? Э, э, карты нам оставьте!
Сергей поежился.
– Карты-то секретные…
– Да знаю я! – махнул рукой командующий и подозвал полковника: – Сам знаешь, что надо сделать.
– Пока они пообедают, – вытянулся полковник, – все будет заготовлено!
После сытного обеда улететь «домой» не удалось: командование предложило Долгушину с Макаровым «не хилую работенку».
Давешний полковник, тыча пальцем в карту, сказал озабоченно:
– Вот тут, в районе Дмитрова, на берегу Яхромы стоит школа. А в школе немецкий КП. Мы туда посылали «эсбушки», но бомбежка не задалась. А ваши «МиГи», смотрю, оборудованы направляющими для «эрэсов»… Восемьдесят два?
– Можно и сто тридцать два, – сказал Долгушин.
– Отлично! Беретесь?
– Разнести КП?
– На кирпичики!
– Беремся.
– Два «Яка» вас прикроют.
Подвесив РС, «мигари» взлетели. Сергей прикинул, что операция выйдет недолгой – туда и обратно.
Когда показалась Яхрома с черной водой и белыми заберегами, Долгушин взял малость к востоку.
– Вижу школу! – сообщил Макаров.
Школа была не шибко большая, но двухэтажная. С восточной стороны завиднелись два входа.
– Сергей! – позвал Долгушин. – Я в левую дверь бью, ты в правую!
– Хорошо!
Два истребителя вышли на боевой курс и выпустили реактивные снаряды залпом. Оставляя дымные следы, «эрэсы» ударили по школе, все двенадцать штук. Кучно пробили – КП развалился до самого подвала.
– Это тоже посылочки были, Федорыч!
– Ага! С доставкой на дом!
С. Долгушин, генерал-лейтенант авиации:
«…Затем мы решили нанести удар по Волоколамску, по аэродрому Шаталово. Нас была всего шестерка.
Мы прилетели туда, а аэродром пустой. Мы возвращаемся, а в это время немцы решили ударить по нашему аэродрому.
Они взлетели в Шаталово, пришли на аэродром, а у нас никого нет. И тоже возвращаются. И вот мы с ними столкнулись и началась драка. И в этой драке Сергей Макаров был сбит прямо над их аэродромом. Он сел, я посмотрел на это… Что делать?
Я ребятам покачал крыльями, и выпускаю «-ноги».
Ребята поняли, что я буду садиться. И вот я сажусь и рулю в направлении к этому самолету, где он. Сережка это понял, развернулся, куртку сбросил, правую ногу мне на плоскость закинул, засунул себя в кабину, а левая нога за бортом! В унтах! Ну, хорошо, что на унтах была такая лямка: эту лямку вешали на ремень. Ремень-то большой, широкий, – и вот эту лямку привязывали.
Но мне никак мотор не дать. Я развернул машину на взлет, сунул газ и пошел. Я почему торопился – уже машина, набитая автоматчиками идет, и вот-вот…
На взлете меня начали обстреливать, но мы взлетели. А мне «ноги» не убрать, там же голова его торчит. Ребята сразу нас окружили, на случай, если подойдет немец.
Мы заходим, «ноги» так и не убраны, и щитки я выпустил. «Слушай, – я ему говорю, – ты как-нибудь подвинься ко мне». Он валяется, смеется. Оперся мне на левое колено, и когда возится, то моей ногой педаль трогает, мешает.
Так я ногу снял с педали, и правой только управляю: не могу дать левую ногу. Тут же ремни, – я ногу тяну на себя за ремни и получается, что я левую ногу не использую.
Но это уже дело техники, это ерунда. Пришли, сели, и ребята сели. Все нормально!»