– Спаси-ибо… – протянул тот. – Хоть какой-то просвет во всей этой мгле!

– Ну, засим позвольте откланяться.

Задержаться его не уговаривали, и Демьянов, испытывая облегчение, покинул Новодевичий монастырь.

В тот же вечер, переговорив с Эйтингоном, он отправил радиограмму такого содержания:

Rzd Реализуя указания направить усилия на сбор военных сведений, мы достигли некоторых успехов, обзаведясь соответствующими источниками… Присланные нам 25 тысяч рублей настолько мизерная сумма, что ни о каком развертывании работы не может быть и речи. Источник из НКПС, занимающий там ответственную должность и имеющий доступ к военным перевозкам по России, вчера заявил, что в дальнейшем он может работать с нами только за деньги… Как нам быть? На развертывание работы, оплату лиц, которых мы используем, на содержание «Б» и его связей нам нужно 500 тысяч рублей. Всего мы хотели бы получить 800 тысяч рублей, ценности и материалы для пропаганды… And»

Германский разведцентр ответил в тот же вечер – немцы были согласны на выдвинутые условия, лишь посетовав, что за один раз требуемую сумму не отправить, нужно будет отправлять две «посылки»…

* * *

…Александр Петрович прошел на кухню и согрел себе чаю. Особенных разносолов не было, но имелся колотый сахар, а не сахарин, и вчерашние блинчики. Жить можно…

Тишину нарушил резкий звонок телефона. Испытывая, по старой памяти, легкий холодок, Демьянов поднял трубку.

– Алло?

Звонил тестюшка.

– Привет, зятек! – хохотнул профессор, хотя и немного нервно. – Только что у меня побывали двое… э-э… пациентов. Скоро заявятся к тебе. Жди.

– Понял. Спасибо, встретим.

Александр медленно опустил трубку. Признаться, ему не слишком хотелось видеть людей оттуда. Но что делать – служба.

И Демьянов унял расходившиеся нервы.

Что и говорить, сотрудничество с НКВД далось ему нелегко – не пускало старое, отжившее, но притягательное. Память детства.

Но стыдно взрослому мужчине цепляться за младенческие впечатления, да и не пришлось Александру Петровичу долго искать некую точку опоры, она была всегда, а звали ее – Россия.

Стала она Советской? И что же? Это та самая страна, та земля, где он живет. Родина.

Иногда прошлое вносило разлад в настоящее, терялся некий баланс в душе, стрелка «зыбкого сердца весов» металась в стороны от покоя, но постепенно все приходило в равновесие.

И вот условный стук в дверь.

Татьяна сильно вздрогнула. Прижав ладони к щекам, она обернулась к мужу и прошептала, кругля глаза:

– Саша, это они!

А Демьянов быстро пришел в норму. Не хватало еще волноваться из-за немцев у себя дома!

– Успокойся, – мягко сказал он. – Поди, сядь с книгой.

Татьяна послушалась. Накинув шаль на плечи, устроилась в кресле с томиком Достоевского.

Александр Петрович открыл дверь и впустил парочку в форме комсостава РККА. Впрочем, мундиры СС им подошли бы не хуже.

– Чем могу? – церемонно спросил Демьянов.

Старший из офицеров, мгновенно его «срисовав», сказал приглушенным голосом:

– Мы из деревни от дедушки, гостинцы хотим передать.

Услыхав пароль, Александр Петрович улыбнулся и выдал отзыв:

– Не забывает нас старик! Милости просим.

Сняв фуражки, курьеры переступили порог «явочной» квартиры, затащив туго набитые «сидоры».

– Не разувайтесь, проходите.

Гости, оглядываясь по привычке, прошли в комнату. Поклонившись Татьяне, выложили на стол деньги – десять тысяч рублей, продукты, шифровальные блокноты.

– Рация в брошенной квартире на Арбате, вот адрес и ключ.

– Отлично, – кивнул Демьянов. – Отобедаете с нами?

– Спасибо за приглашение, но – дела!

– Может, чаю? С вареньем?

Курьеры заколебались.

– Ну, ладно, уговорили!

От чая «гости» осоловели (еще бы, такую дозу снотворного выглотать!), и обоих уложили на диване. Минут через пять, когда стало ясно, что оба в отключке, Александр Петрович сфотографировал курьеров. Татьяна в это время повынимала боевые патроны из их револьверов, заменив их холостыми.

– Все! – шепнула она.

– Не бойся, – усмехнулся Демьянов, – не услышат.

Где-то через час один из курьеров проснулся.

– Ох, что-то меня развезло… – пробормотал он.

– Устали, – понимающе кивнул Александр Петрович.

– Это – да… Вставай! Эй!

Второй курьер не сразу, но пришел в себя.

– Может, останетесь? – продолжил Демьянов разыгрывать гостеприимного хозяина.

– Нет, нет, спасибо! Пойдем мы.

– Ну, что ж, в таком случае – до свидания.

– Будьте осторожны, – подала голос Татьяна.

Оба офицера поклонились женщине и удалились.

– Ну, вот и все, – выдохнул Александр Петрович. – А ты молодец, подыграла в лучших театральных традициях!

Женщина смешливо фыркнула.

– Забыл, что ли, где я работаю?

Демьянов, продолжая улыбаться, набрал номер Эйтингона.

– Алло? Наум Исаакович? Здравствуйте. Узнали?

– А то! Проводили гостей? Двое их было?

– Да, двое. Только что ушли.

– Мы их опознали, это Станкевич и Шакуров, предатели-перебежчики. Брать мы их не будем пока, пускай погуляют дней десять, чтобы их арест не связали с вами, а потом… Сделаем так. Станкевича мы перевербуем, он мужчинка податливый. Будет передавать радиограммы немцам по второй рации.

– А Шакурова?

– Сделаем так. Передадите немцам, что Шакуров трусит, много пьет и становится для нас опасным. Разумеется, передадите не сейчас, а лучше к концу недели. И вот еще что. Сегодня сообщите немцам, что курьеры прибыли, все хорошо, и добавьте, что вас по знакомству устроили младшим офицером в Генштаб.

– Ого! Понятно. Хорошо, Наум Исаакович.

Александр Петрович положил трубку и обернулся к жене.

– Эйтингон позволит этим двум погулять по Москве десять дней, чтобы отвести от меня подозрения.

– Но потом их все равно схватят?

– Ну, конечно. Немцев это не насторожит, курьеры – расходный материал, их редко хватает на две, так сказать, ходки. Ладно, к черту Канариса, Гитлера и прочую шушеру! Лучше скажи мне, Танечка-Танюша, что у нас сегодня на обед?

– Вареники! – ослепительно улыбнулась Танечка-Танюша.

– Вареники… – плотоядно застонал Демьянов. – А с чем?

– С капустой! И с мясом. «Колдуны» называются.

– Богиня! – искренне прошептал Александр Петрович. – Так чего же мы ждем? Вперед, на кухню! «Колдуны» ждут нас!

Он бодро прошагал на жаркую кухню, лапая хихикавшую Татьяну, а сам думал в это время, скоро ли ему передадут текст радиограммы. Его сочиняли в Генштабе и Разведупре, под личным контролем генерала Штеменко. Только подпись теперь ставили другую – «Престол».

На пороге кухни Демьянов нежно приобнял жену.

Господи, да какому нелегалу были созданы подобные райские условия? Бороться с врагом, не покидая родного дома, родных тебе людей, родную страну!

«Нет, тевтоны сраные, – весело подумал Александр Петрович, – я этот бой не проиграю!»

Из записок П. А. Судоплатова:

«Эмиграция и Деникин в январе 1940 года первыми оценили реалии советской внешней политики, указав на то, что «великодержавные, геополитические соображения защиты глобальных российских интересов доминируют над принципами большевистского интернационализма и поддержки мирового революционного движения».

Для нас эта информация имела очень важное значение. Из нее мы не только узнали ход мыслей противника, но и увидели (хотя мной это воспринималось совершенно естественно), что в записке Деникина четко формулировались общие установки Сталина и Молотова по внешнеполитическим вопросам, в частности о том, что мировое коммунистическое движение должно прежде всего действовать в направлении поддержки СССР, а не классового противостояния в капиталистическим мире.

Но самым важным было то обстоятельство, что мировое коммунистическое движение, деятельность компартий Европы, опора на наших зарубежных друзей и источников – все это было подчинено главной цели советской внешней политики – утверждению СССР как ведущей державы на международной арене. Таким образом идеологические соображения в практической деятельности Коминтерна со второй половины 30-х годов были отодвинуты на второй план. Коммунистические партии зарубежья мы рассматривали как свой боевой резерв в будущем военном противостоянии».