Форсирование Немана и сражение за Алитус сопровождалось «исключительно тяжелым танковым боем», как признался сам «папаша Гот», но фашисты все-таки прорвались на восточный берег Немана, неся большие потери.

8-й авиакорпус фон Рихтгофена три дня подряд вел воздушные бои с 7-й и 57-й САД, пока «Мессершмитты» с «Юнкерсами» не обескровили авиацию 11-й армии, отступавшей к Вильнюсу и Каунасу.

3-я армия отошла к Новогрудку, 10-я армия – к Слониму.

4-я армия оставила Брест, переместившись к Пинску.

Своевременное отступление не позволило Вермахту перерезать пути отхода РККА – красноармейцы не угодили в «Белостокский котел», хотя и потеряли многих убитыми из-за постоянных налетов Люфтваффе.

С другой стороны, советские пилоты из 9-й, 10-й и 11-й смешанных авиадивизий ощутимо сдерживали беспредел «птенцов Геринга», прикрывая отступление Красной Армии [370] .

И нет позора в том, что советские летчики потерпели-таки поражение. На старых машинах, без раций, зачастую имея по двадцать часов налета, они сразились с опытными немецкими пилотами, у которых за спиной опыт битвы за Британию, за Францию и прочую Европу. Сразились и не раз сбивали опытных летунов…

…1 июля 2-я танковая группа Гудериана заняла Барановичи, подходя к Минску с юга.

3 июля части 3-й и 4-й армий РККА, отступавшие в район Налибокской пущи, вступили в сражение с 47-м механизированным корпусом Вермахта у поселка Столбцы, в результате которого был полностью разгромлен 4-й стрелковый и 11-й механизированный корпуса.

10-й армии пришлось тяжелее всех – ее дивизии попали под охват 3-й танковой группы Гота, но сумели-таки связать боем и задержать на сутки немецкий 39-й мотокорпус, пока не подошла 13-я армия под командованием генерал-лейтенанта Филатова.

Однако ни вместе, ни порознь сдержать напор трех танковых дивизий Вермахта – около семисот танков! – красноармейцы не смогли и отступили к Минску.

Остатки 10-й армии пошли на доукомплектование 4-й.

2-я танковая группа Гудериана продвигалась с боями, отвоевывая каждый километр пути у 22-й и 30-й танковых дивизий 4-й армии и 20-го мехкорпуса 13-й армии.

Лишь к 5 июля немцам удалось выдвинуться к Дзержинску [371] .

6 июля фашистские танки, преодолевая сопротивление РККА, ворвались в Минск.

В итоге противник нанес серьезное поражение Западному фронту, продвинувшись на глубину в триста километров.

Семь «Армий второй линии» заняли оборону на рубежах Днепра и Западной Двины. Близилось Смоленское сражение…

…А в это самое время авиаконструктор Лавочкин получил строгое предписание из Кремля: срочно готовить истребитель «ЛаГГ-5» [372] к серийному выпуску, устранив все огрехи (список прилагается).

Тем же манером озадачили Поликарпова и Туполева – в ГКО сочли архиважной задачей довести до ума истребитель «И-185» и бомбардировщик «Ту-2» (ФБ).

Генералу «от артиллерии» Грабину было поручено доработать 85-мм пушку «Ф-30» и 107-миллиметровую «Ф-42» для танков «Т-34» и «КВ», а «творческому дуэту» Нудельмана и Суранова – заняться автоматической 37-мм пушкой для нужд авиации и бронетанковых войск.

Самих танкостроителей тоже изрядно напрягли – «тридцатьчетверке» требовалась башня побольше (в предписании был рекомендован вариант шестигранной башни-«гайки»), а двигатель на «КВ» следовало ставить помощнее. Создатели знаменитого танкового дизеля В-2 тов. Чупахин и Трашутин «резко» взялись за дело, в тот же день тов. Шашмурин получил задание: в темпе разработать метод закалки обычных углеродистых сталей ВЧ-токами, дабы повысить ресурс танков [373] .

При всем при том оба танка нуждались в надежной подвеске, а также в навесных экранах из стали дюймовой толщины, наваренных поверх брони в самых уязвимых местах.

Мало того, инженерам и конструкторам было приказано собирать на базе «Т-34» боевые машины пехоты (БМП), вооруженные удлиненными пушками «НС-37» и крупнокалиберными пулеметами Березина, а также самоходные артустановки «СУ-85».

Сотрудникам НИИ-20 товарищ Сталин поручал совершенствовать радиолокатор РУС-2 «Редут», продолжить работы над самолетным радиолокатором «Гнейс-2», а также разработать радиостанции мешающего действия [374] для забивки немецких раций.

В среде КБ и НИИ началось оживленное «шу-шу-шу» на тему великих перемен и переломов…

Рано утром, по холодку, Жилин покинул землянку и вышел подышать. В теле ощущалась застарелая усталость, а выспаться по-хорошему не удавалось. Закроешь дверь – жарко, откроешь – комары. Зудят, гады, как те «Мессеры». Только и слышно – шлеп, шлеп! Сонная «ПВО» работает.

Зевнув, как следует потянувшись, Иван умылся из бочки – холодная дождевая вода приятно освежила, добавила тонуса организму.

Было еще темно. Стояло то время, когда ночь уходила, а предутренние сумерки еще не пришли. Лишь на востоке темень была чуток разбавлена серой акварелью, обещая рассвет.

В ночи всякий звук разносился далеко и слышался ясно. Вот техник звякнул ключом, вот заскрипел насос.

Тут и там зажигались и гасли фонари, калились красным раскуренные папиросы, доносился кашель да унылые матерки. Открылась дверь столовой, выпуская вкусные запахи и приглушенный свет. Хрупкая повариха с трудом опорожнила ведро, набрала свежей воды из бочки, загрюкала шваброй.

Порядок прежде всего. Чистота – залог здоровья.

Чихание да шипение мотора разнеслось по всему полю, и тут же грянул ревущий гул, показавшийся оглушительным.

Жилин, не торопясь, прошел на КП. Николаев уже был одет и собран, только на щеке краснела полоса – «отлежал» на подушке. Видать, как лег комполка на бочок, да так и не переворачивался, пока не задребезжал старый-престарый будильник – полковник таскал его по всем частям. Талисман, дескать.

Летчики вообще очень суеверны. Вон, даже его эскадрилья каждый вечер садится в полном составе чаи гонять, самовара едва хватает. И не просто так пьют, а чтобы «не порвалась связь времен». Дескать, не глотнешь чайку вечерком – не жди удачи с утра.

Или Аганина взять – Борька в каждый полет прихватывает с собой губную гармошку. На счастье.

Жилин мирился с этим спокойно, антирелигиозной пропаганды не вел. Зачем? Он знавал пилотов, которые с собой в кабину гитару брали или даже кота!

Что делать? Когда ходишь по лезвию бритвы и не знаешь, вернешься ли с очередного задания, поневоле станешь ценить удачу, путая ее с судьбой.

– А-а, Павел Васильевич, – проговорил Николаев. – Что, не спится?

– Комары заели.

– Ну, да. Этих паразитов тут полно – болото рядом. Та-ак… Ну, что? Как развиднеется, вылетаете к Днепру – там, севернее Могилева, немцы кучкуются. Готовятся к переправе. Танки, пехота… А рядом – аэродром и жэ-дэ-станция. Разведка доложила, что две девятки «Юнкерсов» и «стодесяток» с вечера там стояли.

– Штурмовка?

– Нет. Бомбежка. Будете «пешки» прикрывать. Вылет через час, не раньше, так что позавтракать успеете.

– Ладно, пошел тогда.

– Поднимай своих. Нечего дрыхнуть, когда командир не спит!

И Жилин направился скомандовать: «Подъем!»

На рассвете, когда красное солнце зависло над пильчатой кромкой леса, 3-я эскадрилья поднялась в воздух.

– Я – «Хмара». Вижу «петляковых»!

– Я – «Москаль». Пристраиваемся.

«Пешек» было много – три девятки шли клиньями, как на параде.

Двухмоторные, с разнесенными килями, бомбардировщики воплощали в себе холодную и безжалостную силу.

– «Маленьким» физкульт-привет!

– Наше вам с кисточкой, «большие».

– Высота пять тысяч двести. До цели осталось десять минут.

Видимость была хорошей – миллион на миллион, лишь далеко на западе в небе пушились облака. Под крылом самолетов медленно проплывали поля и лесистые холмы, петляла синяя лента реки, желтой неровной сеткой выделялись проселки, серели деревенские домики в зелени садов.